Владимир Гельфанд - Дневники 1941-1946 годов

Вот такие они все женщины бесстыжие, а эта вдобавок претендует на гордость и самолюбие. Не верю, чтобы она имела хоть одно из этих качеств, ведь вся моя сцена с ней прошла при свидетельстве 10-минутного пробега часовой стрелки.

Уже 11, а мне еще много работы. Сегодня в Потсдаме допишу впечатления.

26.01.1946

Потсдам.

Здесь в гостинице холодно и людно - не интересно ночевать. Одно привлекает - много молодых девушек русских, из числа репатриированных.

Неожиданно на ступеньках услышал смех и щебетание, бросился вдогонку за двумя шалуньями, но они быстро добежали до своей комнаты и закрыли дверь. Стал уговаривать отворить и достиг своего. Вскоре сидел за столом и беседовал с ними. Одна весьма серьезна и принципиальна, понравилась своими рассуждениями, лицом тоже приятна. Адрес ее со мной. Наболтал много лишнего, разоткровенничался, забывая слова Толстого, что "не та баба опасна, которая держит за ...., а которая за душу".

Лег спать в 12.

27.01.1946

Берлин. Пренцлауэр Берг.

Гостиница "Гранд Готель".

К военторгу прикрепился в тот же день, когда прибыл в Потсдам, однако, на руки документов не дали, а посоветовали позвонить по телефону из Вельтена, чтобы ускорить дело.

В 12 дня прибыл на Пренцлауэр Аллее. Решил отвезти приемник и снова вернуться за фотопортретами и чемоданчиком. В Фельтене (немцы так называют город, ударяя на букву "Ф", а не на "В", как мы) сразу показался всем на глаза, и теперь было опасно вторично уезжать, не спросившись у майора, хотя срок командировки не истек, и только через день я мог явиться в часть.

Встретил Сергеева с еще каким-то военным без погон, но тепло и изящно одетого в офицерское обмундирование. Он первым поприветствовал меня, и я не обратил внимания на его персону. Стал рассказывать Сергееву историю моего вояжа в Потсдам и прикрепления к военторгу, рассказал, что когда меня спросили о номере моей части, ответил "База 21, "Т" Бригады".

- Лучше было бы, если б вы совсем не ездили никуда, было бы больше пользы - процедил сквозь зубы повелительно человек в меховой кожанке без погон. - Снимите перчатки и станьте, как полагается!

Я снял перчатки, покраснел и удивился:

- Позвольте, не имею чести знать, с кем разговариваю, - спросил вежливо, но с достоинством.

Он назвался майором *** и продолжал кричать. Мне стало невмоготу. Я вышел, в коридоре размышляя, кто он таков есть. Все догадки привели к одному: начальник контрразведки бригады, и теперь мне могут нагонять хвоста, хотя я и не болтал зря и где ни будь в неофициальном учреждении, тем более что подполковника из торготдела управления торговли уже я знал, да и само управление рассекречено настолько, что я нашел его по одним справкам, которые наводил у прохожих военнослужащих, и проник во внутрь городка безо всякого пропуска только благодаря беспечности часового. Так, что тут трудно говорить о разглашении военной тайны - палка о двух концах, и в торготделе не посмеют об этом заикнуться.

Скоркин был недоволен: "На словах я не верю! Где бумага?" Объяснения были излишни. Я решил позвонить и прийти с конечным результатом, но потом вспомнил, что сейчас перерыв.

Возвращение мое в Берлин срывалось. Что было делать? Я переждал с пол часа, снова пришел к майору, и сказал, что звонил, и получил ответ "после выходного". Так мне и в действительности сказали в Потсдаме: "Или утром, или после выходного звоните".

Попросил, чтоб пустили в Берлин, так как оставил там фотопортреты и чемоданчик с продуктами. Не поверил. "Что-то у него там есть в Берлине, наверно баба" - задал вопрос присутствующим, и майор Корнеев, нет, трепач все же - ему ничего нельзя говорить, поспешил передать, что рассказывал я ему накануне о девушках, причем смешал с лесом и со звездами, и получилось пошло и глупо.

Начальник был в нерешительности. Я стал упрашивать и объясняться.

- Да ну тебя на х.., не плачь! - сказал он полушутя, полусердито езжай, но утром возвращайся!

Я обещал. И с машины на пешую, с пешей на поезд, с поезда на электричку, на трамвай и опять на пешую - добрался в Берлин к 8 часам.

Забрал чемоданчик, уплатил за фотографии и побрился.

У парикмахера остановился у портрета девушки, великолепно сработанного кистью художника ***. Не смог оторваться и решил приобрести. "500 марок стоит портрет" - сообразил проклятущий немец с хитрой змеиной мордочкой, и, чтоб заохотить, стал рассказывать, что картину рисовал еврей, и продал еврей, и сама девушка тоже еврейка - старый негодяй видимо догадывался кто я, и решил сыграть на национальных чувствах.

- Мне безразлично кто эта девушка, я хочу иметь этот портрет, - и вынул полкилограмма свинины, отдал ему.

- Мало! - жадно вскрикнул парикмахер, и ухватился за две, оставшиеся в чемодане луковицы.

Я дал ему одну - у меня ничего не оставалось кроме хлеба, и предстояло голодать, но зато девушка, живая и красивая, стoит, чтобы иметь ее у себя, пусть даже в рамках портрета!

К засекреченным девушкам из безымянной части п/п 93570 - МБ(Э), пришел, когда уже было 10 вечера. На дверях сразу встретил ***. Вовнутрь не пускали, и девушка приложила все свои старания, чтобы провести, но все оказалось тщетным. Тогда предложил пройтись со мной. Ани не было (со мной было две девушки). У самой гостиницы предложил зайти в мой номер, который к тому времени я не успел еще снять. Квартиру мне определили быстро, но девушек впустить не разрешали. Комендатура нагоняла накануне и теперь им страшно (немцам), допустить неосторожность. Посидели, поболтали в передней почти до 12 часов, а на сегодня договорились пойти в театр.

Около 11 дня девушки были уже здесь, и опять Ани не было. Пришла она только к концу постановки - сидела где-то в стороне. Постановкой остался, в общем, доволен, хотя было холодно, и не все, из того, что говорилось со сцены, до меня долетало.

Девушки проявили заботу и наутро принесли мне хлеб с маслом. Зачем я рассказал, что отдал свои продукты за картину?! Каялся, но отказаться неудобно было - они готовы были обидеться. Билеты они тоже купили сами, вообще я целиком на их иждивении пробыл весь день.

Тепло распрощался со всеми. С трамвая вышла ***, из той четверки, с которыми был в цирке. Она поклонилась мне, и я ответил поклоном. Девушки проявили любопытство, но я легко и правдиво объяснился о нашем знакомстве в цирке. Тогда они выразили предположение, что я имею много знакомых и сами же поспешили переменить разговор, видя неловко складывающуюся из него ситуацию. Умные, догадливые девочки.

А сейчас я еду в Вельтен. Пора. 2 часа дня.

В поезде. В разговоре один гражданин спросил, не еврей ли я. Ответил утвердительно, тогда он сказал, что хорошо бы ***.