Иван Тургенев. Жизнь и любовь - Полина Ребенина

семейства Виардо мирно беседовали в соседнем помещении, полагая, что не имеет смысла быть рядом с больным, ведь у него все равно началась агония. В последние дни допускались к Ивану Сергеевичу лишь тщательно отобранные этим семейством русские: князь Мещерский да европейски известный художник В.В. Верещагин.

Близкий друг Тургенева художник Боголюбов узнал о его смерти случайно. Он зашел в парижский магазинчик, чтобы найти свои прежние литографии для «Записок охотника», и вдруг увидел, что лицо продавца вытянулось: «Ах, как жаль, что господин Жан умер. Сегодня большой артикул в «Evenement», не хотите ли прочесть» – и подал ему газету. Прочитав заголовок, Боголюбов побежал в церковь и от привратника узнал, что за час до него какие-то три молодые человека привезли гроб Ивана Сергеевича и что он теперь стоит в подвальной церкви. Он потребовал, чтобы церковь отворили, и увидел, что во мраке при маленькой, едва теплящейся лампадке стоит что-то.

Он так описал нахлынувшие на него чувства: «Стоял я перед этим полувидением, как осовелый, и, пока глаза привыкли к свету, мысль собиралась, и я, точно, разглядел дубовый гроб, покрытый золотым покровом. Тут я пробыл в раздумье минут десять один, и все слова прощания с Тургеневым перебирались мною, и я как снова их слышал, и снова они тихо шептались тем, кого уже более не существует. Мальчик вернулся. Я вынул свою записную книжку, попросил его зажечь канделябр и зачертил это видение с его длинными тенями, теряющимися на сводах церкви – этого последнего жилья великого человека».

Когда Боголюбов вернулся домой, то явились к нему секретарь Тургенева Онегин и Харламов.

– Грустна наша встреча, господа, – опечаленно вымолвил Боголюбов.

– А каковы проводы покойнику из дома его г-жей и г-ми Виардо – так и собаку любимую лучше провожают, – сказал возмущенно Онегин, – ведь мы оттуда.

– Ничего не ели до сих пор, поднялись в 8 часов. Приехали в Буживаль с холстами, рамами, хотим взойти – дворник говорит: «Никого не велено принимать».

– «Да мы к покойнику».

– «К покойнику, так поезжайте в Париж, он теперь сдан в церковь».

– «Да ведь он умер в понедельник, в час пополудни».

– «Это правда, но вчера работали целый день, резали, зашивали доктора, ваш консул был и священник, ну и управились, а сегодня отвезли».

– «Ну, так поздравляю вас с новыми хозяевами». Побрели на станцию железной дороги. Ждали, конечно, зашли в церковь и к вам. Дайте есть», – сказал Онегин.

За завтраком Боголюбов узнал, что никому, кроме вышесказанных деятелей, знать не дали, что приглашений никаких не будет, а о дне похорон объявится в газетах, что снята фотография, что Тургенев-скульптор, племянник покойного, снял маску и руку гипсовые. И то спасибо, что, проживая в Буживале, услышал он о смерти Ивана Сергеевича от своей коровницы, отпускавшей ежедневно два раза молоко покойному, что накануне при агонии был князь Орлов с сыновьями, которого едва допустили взглянуть на умирающего. Полина Виардо не заморачивалась с мертвым телом, и на следующий день после смерти оно было спешно помещено в гроб и перевезено в Париж.

Далее из воспоминаний Боголюбова: «Пришёл отец Дмитрий Васильев. От него я узнал, что похороны назначены на пятницу, что был вопрос хоронить 2‐м классом, но порешили на 3‐й, про время отвоза гроба в Россию выяснит М.М. Стасюлевич, живущий теперь в Динаре и бывший час спустя по отходе Ивана Сергеевича в Буживале.

О похоронах в церкви не скажу много, всё это известно из газет… Речей не было. В России ведь миряне не произносят их в храмах, а говорят на кладбищах.

Отец Васильев сказал хорошую речь, где он упомянул о Тургеневе как земляке, он из Орла, так было очень прочувствованно. Людей, любивших покойного, в церкви было много…»

Эдмон Гонкур, из дневника: «7 сентября 1883… Богослужение у гроба Тургенева вызвало сегодня из парижских домов целый мирок: людей богатырского роста с расплывчатыми чертами лица, бородатых, как бог-отец, – подлинную Россию в миниатюре, о существовании которой в столице и не подозреваешь. Там было также много женщин – русских, немок, англичанок, благоговейных и преданных читательниц, явившихся принести дань уважения великому и изящному романисту».

Один из современников Тургенева, описывая похороны писателя, рассказывает следующий примечательный эпизод: «Обратив особенное внимание на преобладание простого, трудового люда, я решил определить степень его сознательного отношения к совершавшемуся событию. С этой целью я обратился к одному из рабочих, по-видимому каменщику, с намеренно наивным вопросом:

– Скажи, пожалуйста, любезный, кого это хоронят?..

– Да ты, барин, с похмелья, что ли, ежели не знаешь, кого хоронят?..

– Извините, любезный, – возразил я ему, – я человек приезжий, и неудивительно, если не знаю.

– Чай, в газетах все прописано, коли не слыхал?.. Тургенева хоронят – вот кого!.. Из писателев будет…»

После отпевания и прощания с покойным в парижском соборе тело его оставили в подвале русской церкви на улице Дарю до приезда кого-нибудь из России, ведь за несколько дней до смерти Тургенев высказал пожелание быть похороненным подле В.Г. Белинского на Волковском кладбище в Санкт-Петербурге.

По-видимому, не сразу определился Иван Сергеевич с местом своего захоронения. Боголюбов вспоминал об этом так: «Говорил мне кн. Мещерский, что при разговоре с покойным он вывел заключение, что Иван Сергеевич хотел знать мнение м-м Виардо, где быть ему погребённым, и что ежели бы она сказала, что фамильный монмартрский склеп соединит их бренные останки навсегда, то Тургенева Россия не получила бы. Он ждал этого решения, но его не последовало…»

* * *

Через несколько дней после церковной церемонии тело Тургенева было отправлено в Петербург. Наконец-то писатель возвращался на родину, пусть даже мертвым. Прибыл гроб на пограничную станцию Вержболово без всякого сопровождения, в пустом вагоне. Здесь его встречал друг Тургенева издатель журнала «Вестник Европы» Михаил Матвеевич Стасюлевич. В первый момент он не знал, как поступить, ведь сопровождать гроб должны были члены семьи Виардо, а их не было.

Вот как он это описывает: «На следующий день рано утром, в 6 часов, к самому окошку моего номера на станции, где я провел ночь, подошел тот самый прусский пассажирский поезд, с которым должно было прибыть тело Тургенева, а через несколько минут ко мне вбежал служитель с известием, что тело Тургенева прибыло, одно, без провожатых и без документов, по багажной накладной, где написано: «1 – покойник» – ни имени, ни фамилии! Мы только догадывались, что это – Тургенев, но, собственно, не могли знать того наверное. Тело прибыло в простом багажном вагоне, и гроб лежал на полу, заделанный в обыкновенном