Мириам Анисимов - Ромен Гари, хамелеон

89

Гари помирился с Сильвией Ажид и 9 октября 1974 года написал ей, что приехал в Пуэрто-Андре продать свою виллу.

«Я продаю ее потому, что за восемь лет моей любви она стала слишком хороша для меня!» Ниже он писал: «<…> с литературой покончено. Через пятьдесят лет люди разучатся читать». А ведь именно в это время он был полон исключительной творческой активности, работал над несколькими книгами одновременно, в том числе над «Голубчиком», первым романом Эмиля Ажара.

Решение Гари продать дом объяснялось тем, что его содержание обходилось слишком дорого. На Майорке влажный климат, поэтому помещение приходилось отапливать на протяжении нескольких месяцев в году. Кроме того, Гари надоело поведение некоторых людей, которые назывались его друзьями и позволяли себе жить в Симарроне в отсутствие хозяина за его счет, не потрудившись даже предупредить об этом. Они без зазрения совести пользовались его машинами, били их и даже не сообщали ему об этом.

Джин Сиберг рассталась с Деннисом Берри и снималась теперь только в эпизодах. Ромен Гари не хотел, чтобы Диего знал, что его мать бедна. Он выплачивал ей еженедельное пособие и был вынужден поэтому зарабатывать в два раза больше. Хотя Джин и не жила больше в той части дома, куда она переехала сразу после развода, ее богатый гардероб остался. Ромен ничего не тронул в комнате Джин, будто надеялся, что она вернется. Чтобы покрыть все расходы на ее лечение, ему приходилось писать по девять часов в день, а остальное время спать, чтобы восстановить силы.

Когда Симаррон наконец перешел к новому хозяину — двоюродной сестре Анны де ла Бом, состояние финансов Ромена Гари значительно улучшилось. Дом продавался с условием, что Гари сможет проводить в нем месяц в году, это было зафиксировано в договоре купли-продажи. Но Гари воспользовался этим правом только раз и очень скоро уехал, совершенно подавленный; после этого он уже не мог заставить себя войти в Симаррон.

Осенью Гари вернулся в ужасном настроении в Париж и опять заперся у себя в комнате, чтобы работать. Его не оставляло ощущение тревоги.

Однажды октябрьским вечером Евгения Муньос-Лакаста распахнула окно, выходившее на парк Ларошфуко, и позвала свою дочь Марисоль, которая гуляла с собакой: «Скорей иди домой, у Ромена сердечный приступ!» За несколько минут до того Гари начал терять сознание и позвал Евгению на помощь. Прибежав домой, Марисоль увидела, что Ромен Гари, бледный, полулежит в кресле, а Евгения поддерживает ему голову. Марисоль побежала на четвертый этаж — позвать на помощь Марию Мачадо, а Диего позвонил доктору Грогожа; тот вызвал машину скорой помощи. Мария Мачадо и Евгения поехали в больницу вместе с Гари. Проведя обследование, Ив Грогожа пришел к выводу, что проблемы с сердцем можно исключить: возможно, дело в диафрагмальной грыже, которой страдал Ромен Гари и которая могла вызвать боль в груди{686}. Диего, со своей стороны, был совершенно прав, когда говорил, что его отец просто никак не может выйти из серьезного душевного кризиса. И действительно, у него постоянно менялось настроение — от подавленности до возбуждения. Нередко приходилось обращаться к врачу. Периодически, когда ощущение тревоги становилось невыносимым, он ложился на лечение в клинику Везине.

Часть VIII

Защита Эмиля Ажара

<…> — Вы знакомы со многими писателями, господин Штайнер?

<…> — Да, со многими…

Но за всю свою жизнь я еще не видел ни одного,

даже крупного, писателя, значение которого было хотя бы

приблизительно равносильно значению его книг.

— Неужели это закономерность?

— Я этого не утверждал. Я говорю вам только о тех, кого сам знаю.

И это писатели, из-под пера которых вышли

действительно серьезные произведения.

Об авторах бульварных романов речи не идет.

— Как вы это объясняете? Как может произведение

значить больше, чем его творец?

© Le Monde D. R.

Утверждаю, что я не Эмиль Ажар и что я никоим образом не принимал участия в создании произведений этого автора.

90

Не для того ли я стал питоном, чтобы избавиться от своего еврейства?

Доктор, это ужасно. Теперь я знаю причину всех моих попыток убежать от себя самого, причину всех моих тревог и холодного пота, чувства вины и нежелания обзавестись потомством. Я еврей, доктор, вот откуда берутся ненависть и расизм в отношении самого себя.

В начале 1973 года Ромен Гари уволил Мартину Карре под предлогом временных денежных затруднений. А сам отправился в Женеву, заперся у себя в квартире на улице Муайбо и начал писать. Через два месяца он позвонил Мартине и велел срочно возвращаться. Когда она вошла в его кабинет, он объявил, что намерен напечатать книгу под новым псевдонимом, а она должна пообещать хранить эту тайну.

За время отсутствия Мартины Гари успел написать первый черновик «Голубчика», книги, похожей по структуре на юношеские, оставшиеся неопубликованными произведения «Вино мертвых» и «Буржуазия».

Новый псевдоним был нужен Гари для того, чтобы в очередной раз сотворить несуществующего писателя. Он отказывался идти на поводу у враждебно, а иногда и агрессивно настроенных критиков, которые были ниже его и не понимали достоинств творческой мысли, опиравшейся на аллюзии и метафоры. Он хотел незаметно для всех вернуть себе власть над собственной писательской судьбой. Но были и другие причины, по которым Ромен Гари пошел на эту авантюру. Он сам о них говорит в «Жизни и смерти Эмиля Ажара», написанной в марте 1979 года, за несколько месяцев до самоубийства:

Я устал от самого себя. Устал от этикетки Ромена Гари, которую на меня приклеили и с которой я хожу вот уже тридцать лет с того самого момента, когда утрам молодой авиатор, автор «Европейского воспитания» проснулся знаменитым после слов Сартра в «Тан модерн»: «Через несколько лет мы поймем, действительно ли „Европейское воспитание“ — лучший роман о движении Сопротивления». Тридцать лет! «На меня обиделись». Быть может, подсознательно я сам этого хотел. Так было проще: существовал готовый образ, нужно было просто подыграть. Это позволяло мне не раскрываться полностью.