Рудольф Баландин - 100 великих оригиналов и чудаков

Ознакомительный фрагмент

После смерти Диогена сограждане почтили его память медным изображением с надписью:

Пусть состарится медь под властью времени – все жеПереживет века слава твоя, Диоген:Ты нас учил, как жить, довольствуясь тем, что имеешь,Ты указал нам путь, легче которого нет.

Последнее утверждение хотелось бы оспорить. Увы, слишком мало тех, кто избирает путь простой жизни с небольшими материальными потребностями. Напротив, стремятся обзавестись все большим количеством вещей, увеличивать до астрономических сумм свои капиталы.

Диоген считал, что нельзя утверждать, что человек богат, если у него много денег. И пояснил:

– Богатый человек удовлетворен тем, что имеет. Беднее его тот, кто старается иметь больше того, что у него есть. Значит, ему, бедняге, чего-то постоянно недостает.

…Можно посмеиваться над чудачествами философа-киника. Тем более, что он, пожалуй, гордился своей бедностью, выставляя ее напоказ. Но в чем-то важном он был совершенно прав. Во-первых: сущность человека отражают не его внешние признаки, а внутренний мир. Во-вторых: подлинный человек должен иметь ограниченные материальные и безграничные духовные потребности.

Эпиктет

Эпиктет. Гравюра

Эпиктет (ок. 50—125 гг.) по отношению к жизненным благам был подобен Диогену. Не удивительно: он родился рабом. Из Малой Азии его привезли в Рим. Его купил телохранитель Нерона. Говорят, Эпиктет, когда хозяин бил его палкой по ноге, сказал:

– Ты вот-вот ее сломаешь.

Так и случилось. Философ (оставшийся хромым на всю жизнь), не теряя самообладания, заметил:

– Я ведь тебя предупредил.

Эпитект, получивший свободу после казни его хозяина как пособника Нерона, ничего не писал. Мысли его изложил современник Марка Антония Флавий Арриан.

Высказывание Эпиктета «людей мучают не вещи, а представления о них» заставляет вспомнить труд Артура Шопенгауэра «Мир как воля и представление». Кто не знает слова Шекспира: «Мир – театр, а люди в нем актеры». Но задолго до этого Эпиктет сказал: «Подумай о том, что ты являешься актером в драме и должен играть роль, предназначенную тебе поэтом, будь она велика или мала… Твое дело – хорошо исполнить возложенную на тебя роль; выбор же роли – дело другого».

Свободу, а вовсе не богатство или власть он считал высшей ценностью. Человека считал главным вершителем собственной судьбы: «Состояние и свойство невежды есть никогда от себя самого не ожидать себе ни пользы, ни вреда, но всегда от внешних вещей. Состояние и свойство Философа есть всякой пользы и всякого вреда ожидать только от самого себя».

Каждому следует иметь в виду простую, но тем более верную его мысль: «Если бы тебя усыновил царь, твое высокомерие не знало бы пределов. Почему же ты не гордишься сознанием, что ты – сын божий?»

Одно из любимых высказываний Эпиктета, учившего словом и своим примером: «Терпи и воздерживайся».

Иван Балакирев

Иван Балакирев. Рисунок XVIII в.

Иван Балакирев, шут Петра I, был сыном бедного дворянина. В отличие от многих представителей его профессии, он не рядился в потешные наряды и даже не притворялся дураком. Сначала он по протекции камергера Монса стал камер-лакеем императрицы Екатерины I. Выведывал придворные сплетни и новости, сообщал ей. Царю он нравился за остроумие. По той же причине случалось Балакиреву опасаться за свою неприкосновенность.

Как-то решил царь узнать у шута, что говорят в народе о строительстве новой столицы – Санкт-Петербурга. И услышал:

– Царь-государь, народ говорит: с одной стороны море, с другой – горе, с третьей мох, с четвертой – ох!

Говорят, разгневанный Петр, схватив свою трость, стал охаживать шута, приговаривая: «Вот тебе море, вот тебе горе, вот тебе мох, а вот еще и ох!»

Было так или не было, а в народе действительно так говорили. А то и добавляли, что воздвигают город на крестьянских костях. В другой раз, вроде бы, Петр поинтересовался:

– А правду ли говорят при дворе, что ты дурак?

– Слухам не верь, Петр Алексеевич. Всякое говорят. Они и тебя называют умным, но кто же этому поверит.

Рассердился царь. Бить наглеца не стал, а приказал:

– Вон с глаз моих и с земли русской!

Пришлось Балакиреву спешно покинуть столицу. Пересек он шведскую границу. За малую плату пограничная стража позволила ему насыпать мешок местной земли и удостоверила, что она – шведская. На этом мешке и вернулся Балакирев в Санкт-Петербург.

Стал он разъезжать таким образом по городу, пока его не встретил Петр.

– Ну, теперь пеняй на себя, коли ослушался моего приказа, – сказал император.

– Не извольте гневаться, ваше величество! – отвечал шут. – Я на шведской земле нахожусь. – И указал на мешок.

Другая байка. Петр I поручил Меншикову какое-то дело. А тот, не желая им заниматься, стал возражать. Решение отложили на следующий день. И когда снова Меншиков начал спорить с царем, появился Балакирев. В одной руке он держал курицу, в другой решето с яйцами.

– Прости, царь-государь, послушай челобитную от сей важной птицы…

Он произнес жалобу курицы на яйца, которые поучают ее. А потому за оное ослушание она просит государя сделать из них добрую яичницу.

– Справедлива ли жалоба? – улыбаясь, спросил Петр присутствующих.

Все со смехом ответили утвердительно, прекрасно поняв намек, лишь Меншиков насупился. Ему-то и поручил царь приготовить яичницу.

Говорят, что после войны с Персией, в которой участвовал Балакирев, Меньшиков при других вельможах спросил его:

– Ты, дурак, в Персии побывал, а какой у персиян язык, не знаешь.

– А вот и знаю, – ответил Балакирев.

– Ну, и какой же?

– А вот такой, как у тебя и у меня, – и шут показал ему язык.

Когда на обеде у князя Меншикова гости хвалили обилие и достоинства подаваемых вин, Балакирев отозвался:

– У Данилыча всегда найдется много вин, чтобы невинным быть.

…Однажды Балакирев упал в ноги царю:

– Воля твоя, Алексеич, хватит мне быть шутом. Перемени мне это звание на другое.

– Да какое же? Дурака? Чай, хуже будет.

– Назови меня царем мух, да выдай такой указ.

Петр исполнил его просьбу. И вот на застолье, где присутствовали знатные господа, Балакирев, с важным видом гулявший по зале с хлопушкой, колотя мух, подкрался к заведующему дворцовым хозяйством, отменному казнокраду, и хлопнул его по лысине.

– Ты что делаешь? – вскричал Петр.