Алексей Федоров - В небе - пикировщики !

Дерюжкин пропускает их вперед и решает пристроиться. Пара идет на самой малой скорости. Ведомый дымит левым мотором. Сокращается дистанция, и летчик видит на обеих машинах зловещие пятна пробоин с рваными краями. На машинах хвостовые номера родного полка. Видно, трудно дался друзьям зафронтовой рейд...

- Ведомый, пожалуй, не дотянет, - говорит Дерюжкин штурману.

В то же мгновение Павел вырывается вперед, пересекает курс пары и подает сигнал: "Следуй за мной!" "Петляковы" пытаются все еще держаться друг за друга и своего курса. Но дымящийся мотор не шутка. Пилот поврежденной машины, чуть качнув крыльями, подстраивается к Павлу. Товарищ его уходит вверх - на прикрытие, а Дерюжкин ведет пострадавшего на только что оставленный аэродром. Они благополучно садятся. После посадки комэск 9-го полка капитан В. В. Скрипалев рассказал молодым летчикам-штурмовикам:

- Мост в районе Сухиничей был обнаружен нами с первого захода. Мы атаковали колонну мотопехоты противника, следовавшую к мосту, и разметали ее. Бомбовый запас израсходован. Следуя обратным курсом, на высоте двести метров уже благополучно подходили к переднему краю, но тут из густых облаков вывалились двенадцать бомбардировщиков "Мессершмитт-110". Они мгновенно пересекли наш курс: для обеих сторон сложившаяся ситуация была неожиданной. Я веду своего товарища на бреющий, пытаясь выиграть время и пространство, в котором противник начал перестроение для атаки. Через несколько минут атака началась. Земля снизу, сосновый, бор с боков прикрыл пару "Петляковых", оставляя противнику единственную возможность - атаковать только сзади сверху... Бой начался на 200-метровой дистанции" Ведя ожесточенный огонь, преследователи наткнулись на огневой барьер "Петляковых". "Капитан,- слышу голос штурмана,- один готов..." На мгновенье оглянувшись, вижу, как клюнул носом задымивший "мессершмитт". Но его место занимают разом три, вновь слышен голос штурмана: "Второй готов!" Разглядеть этого уже не удалось. Машину тряхнуло, она стала терять скорость. Стрелка прибора, рванувшись к нулю, показала катастрофическую потерю давления масла в левом моторе. И если б не патруль наших истребителей, барражировавших над передним краем, кто знает, чем бы все это кончилось. Когда "мессеров" сбили с хвостов, и передний край остался позади, стало ясно что, может, придется идти на вынужденную.

- Но тут ты, Павел, подоспел. Теперь у вас подремонтируюсь, - закончил капитан, обращаясь к штурмовикам, - и домой...

* * *

На КП - вся парфеновская эскадрилья. Не могу поднять голову, нет сил взглянуть в глаза товарищам. Четыре с половиной часа провели мы здесь, на КП, все вместе. А до этого ждали еще пять на аэродроме: капитан Парфенов вместе со своим ведомым приземлился, а самолет Кормакова не вернулся...

Капитан рассказал, что он уверенно вел свое звено к цели, но за полчаса до Туманова, что северо-восточнее Вязьмы, три машины внезапно попали в шквал заградительного огня. Штаб ударной армейской группировки противника, на который были нацелены наши летчики, оказался хорошо прикрытым с земли. Командир эскадрильи бросил свою машину сначала в пике, затем - в набор высоты, снова спикировал, изломал курс и на бреющем полете, пройдя километров двадцать, опять набрал высоту. Левый ведомый был тут как тут, а правый либо замешкался, либо... Словом, экипажа Кормакова в районе цели возле ведущего не оказалось. Вместе с ведомым капитан Парфенов вывалился из облаков прямо на отдельно стоящий кирпичный дом - фашистский армейский штаб - и залпом сбросил на него все имевшиеся бомбы. Прямое попадание: цель накрыта. Тяжелой черной полосой дым припал к снегу и обнаружил высоченный язык пожарища. Парфенов чувствовал, что на обратном курсе будут преследователи. Поэтому свою машину и ведомого он повел домой в обход. Вернулись благополучно. Тридцать минут, час, два... Так до ночи и не вернулся правый ведомый.

Один из его моторов получил повреждение от первого же залпа, и потому Кормаков не смог последовать за командиром в противозенитный маневр. Медленно, но угрожающе падало давление масла в поврежденном моторе. Однако летчик сумел вывести машину из зоны обстрела, решил все же дойти до цели.

Заполоскавшаяся внизу тяжелая чернота дыма обозначила вдруг район уже пораженной цели. В самом центре этого моря дыма - серо-красная проплешина притушенного пожара, прочь от которого только что тронулась длинная колонна машин. "Не уйдут, голубчики!" И пилот раненой машины повел ее навстречу земле. Дым и пламя разом вспыхнули над вражеской автоколонной. Машина Кормакова легла на обратный курс. Около переднего края "пешку" тряхнуло вторично. Языки пламени обняли было самолет, но Кормаков перевел его в скольжение, пламя отступило. Но тут появились два "мессершмитта". Штурман Петренко короткой очередью достал ведущего, тот упал, а его ведомый поспешно скрылся. Поврежденная машина Кормакова провалилась в гущу соснового бора.

С трудом освободившись из-под придавившей кабину сосны, летчик подполз к штурману. Боевой друг был мертв. Не стало Петренко - молодого весельчака, умелого штурмана-бойца... Командир заплакал, но тут же перестал, различив ответный плач: рядом с ним стояла до бровей закутанная в платок девчушка. Он взял у покойного документы, похоронил его и вместе с девочкой пошел прочь. Но, отойдя метров триста, они были остановлены советскими разведчиками, которые через несколько часов благополучно доставили Кормакова в госпиталь. К телефону он пробился через несколько часов...

И вот я выслушал его рассказ. Молчу. Все ясно. Но не так легко рассказать товарищам о потере нашего друга, даже если они об этом и догадываются.

Боевые усилия нашего полка были высоко оценены партией и правительством. В феврале 1942 года мне довелось быть в Кремле вместе с представителями всех родов войск. Нас принимал Михаил Иванович Калинин. Он пристально оглядел всех присутствовавших поверх очков, сердечно поздравил с наступающим юбилеем. Потом сказал:

- По поручению Центрального Комитета нашей партии и Советского правительства я с большим удовольствием вручу вам заслуженные боевые награды. Хотелось, чтобы вы восприняли их как аванс, который предстоит оплатить мужеством и воинским искусством.

Крепко пожимал он нам руки, вручая боевые ордена. Затем мы сфотографировались всей группой. Случайно я оказался рядом с Михаилом Ивановичем. Он посмотрел на меня в упор и вдруг медленно заговорил:

- Меня, сами понимаете, беспокоят дела на Калининском фронте... Что вы думаете о них, товарищ командир?

Рассказал я все, что мне известно о делах вокруг Вязьмы и на Калининском фронте.

- Летчикам приходится нелегко, - закончил я. - Они поднимаются в воздух по четыре-пять раз в день. Экипажи отдают все силы, чтобы поддержать наземные войска своей огневой мощью...