Стивен Кинг за железным занавесом (история книг С. Кинга в СССР и России, 1981-2025) - Ернар Шамбаев

В 1986 году Варустин работал заместителем главного редактора журнала «Звезда». В своей статье он во многом повторяет сказанное ранее Ивашевой, выстраивает параллели между вымышленной организацией «Контора» в романе и реальными структурами американской спецслужбы (ЦРУ) и отмечает способность Кинга художественно разоблачать милитаризм, насилие, вмешательство спецслужб в частную жизнь, «которые стали частью американской действительности».

«Политическую аллергию вызывает у правящих кругов США, заокеанских скалозубов ныне уже и литература общедемократического содержания, книги вовсе не коммунистов и даже не сочувствующих их идеям. В числе отверженных – преуспевающий, ныне весьма богатый писатель Стивен Кинг. Ему не прощают того, что Кинг не только разглядел, но и посмел выступить с разоблачением милитаристских, тоталитарных тенденций, какие наметились в развитии современной политической истории США. За всеми причудливыми его фантазиями, живыми противоречиями его мысли стоит тревожащая совесть писателя истина: нация, вступившая на дорогу милитаризма, исповедующая идеи национального превосходства, сама загоняет себя в угол, предает свои демократические традиции, топчет права личности»[39], – пишет Варустин.

Мэлор Стуруа был незаурядным человеком с незаурядной судьбой. Он родился в семье убежденного и прожженного большевика, прошедшего через царские тюрьмы и каторгу. Имя «Мэлор» – это аббревиатура от «Маркс, Энгельс, Ленин, Октябрьская революция». Стуруа прожил очень насыщенную жизнь, полную приключений. Например, в 1960 году он сопровождал Никиту Хрущева в поездке по странам Востока в качестве специального корреспондента газеты «Известия». Побывал в десятках стран, встречался с мировыми лидерами. Стуруа прослыл жестким, непримиримым антиамериканистом (по крайней мере, на бумаге; цитаты вроде «людоедская мораль империализма янки» были еще самыми мягкими). Затем, в последние годы существования СССР, неожиданно полюбил Америку до такой степени, что переехал туда жить.

В интервью 2018 года Мэлор Стуруа прокомментировал свою прежнюю журналистскую деятельность, подчеркнув, что работа в советской системе предполагала определенные правила игры. Он признал, что его публикации соответствовали идеологическим требованиям времени. Однако он настаивал, что это была осознанная стратегия: статьи писались в двух слоях – внешний слой пропаганды был обязательным, но под ним скрывался достоверный и живой материал о жизни в Америке.

По словам Стуруа:

«Я колебался с линией партии. Да, я был журналистом, который в основном писал, в особенности в свой московский период, даже когда был корреспондентом в США, о том, что надо было писать… Все знали, что, конечно, там будет небольшой слой пропаганды, идеологии, а потом будет просто интересно, ибо я описывал то, что я видел в Америке, поэтому мои очерки были как бы двуслойные. С одной стороны, конечно, антиамериканизм, но с другой – было очень много познавательного. И мой читатель, будучи, конечно, умным читателем, умел отделить верхний слой необходимой пропаганды и ту фактуру, суть, которую он впитывал в себя»[40].

Иначе говоря, Стуруа считал, что читатель должен был уметь читать между строк. По его логике, восприятие публицистики того времени как буквальной и однозначной – ошибка читателя. Если кто-то принимал публикуемое за чистую монету и верил в образ «людоедского империализма», не уловив подтекста и скрытого содержания, значит, ответственность за это лежит уже не на авторе, а на читателе. Запоминайте, может пригодиться!

В своей статье Стуруа мало уделяет роману Кинга и в основном описывает эксперименты над людьми, которые, видимо, имели место в США.

«Итак, литературный "метод доведения до абсурда" – отражение граничащей с абсурдом преступной деятельности американских разведслужб. Если что и фантастично в романе Кинга, так это его «счастливое» окончание в духе канонического "хэппи энд". Смешно даже подумать, что страшное зло можно победить, обратившись в газету, хотя бы и такого либерального направления, как "Роллинг Стоун". Ах, если бы!»[41] – восклицает Стуруа в конце своей статьи.

Эффект, произведенный «Воспламеняющей», оказался заметно слабее, чем отклик на «Мертвую зону», опубликованную двумя годами ранее в «Иностранке». Почему? Причин, по-видимому, несколько, и каждая из них по-своему важна.

Во-первых, разница в статусе и весе журналов. В советской культурной иерархии «Иностранная литература» занимала особое положение. Публикация в «Иностранке» была знаком качества: если уж там напечатали – значит, серьезная и стоящая литература. В отличие от нее, «Звезда» (хотя и уважаемый, старейший ленинградский журнал, основанный еще в 1924 году) котировался значительно ниже, особенно за пределами культурной столицы.

Во-вторых, сравните тиражи, цифры говорят сами за себя. В 1984 году, когда «Мертвая зона» появилась в «Иностранной литературе», ее тираж составлял 377 000 экземпляров. У «Звезды» в 1986 году тираж был значительно скромнее – всего 120 000 экземпляров, почти в три раза меньше.

В-третьих, а может, «Мертвая зона» действительно сильнее как роман? Кинг очень гордился в свое время этой книгой.

Ну и не забывайте про время публикации в СССР, это тоже имеет значение. «Мертвая зона» появилась в 1984 году – в период позднего застоя, когда любые проблески альтернативного, западного мышления воспринимались острее. В 1986-м, напротив, наступала эпоха гласности, на горизонте маячили «оттепельные» тенденции, и журналы начинали публиковать ранее запрещенные советские произведения.

Таким образом, «Воспламеняющая взглядом» действительно понравилась советскому читателю, но не стала таким же литературным событием, как «Мертвая зона». Книга, способная разжечь костер в западном читателе, в СССР оставила лишь легкий дымок.

Глава 2. Perestroika!

Ветер перемен

Примерно в то же самое время, когда один американский писатель, живущий в штате Мэн, автор множества бестселлеров и отец троих детей, в отчаянии пришел к выводу, что так дальше жить нельзя и необходимо срочно выбираться из болота алкогольной и наркотической зависимости, по другую сторону Атлантического океана лидеры большой страны сделали схожее открытие: так дальше жить нельзя. В СССР, державе, которую внешне казалось, ничто не могло поколебать, к 1987 году поняли: существующая система заходит в тупик. Экономика буксовала, идеология выхолащивалась, люди утрачивали веру, что коммунизм будет-таки построен в отдельно взятой стране.

Ставший в 1985 году Генеральным секретарем ЦК КПСС Михаил Сергеевич Горбачев через два года запустил программу радикальных реформ – Перестройку. Советский философ-эмигрант Александр Зиновьев, наблюдая за происходящим из-за границы, с горечью и сарказмом назвал эту эпоху «Катастройкой». В его словах звучало пророческое предостережение: перемены, начатые без четкого понимания их сути и последствий, не просто обновят страну – они разрушат ее до основания.

Власти объявили демократизацию, гласность, экономические реформы, обновление партийных структур. Горбачев призвал перестраиваться. Однако благие намерения быстро столкнулись с неуправляемой реальностью: ухудшение экономической ситуации, повсеместный дефицит (талоны даже на сахар и мыло), обострение межнациональных конфликтов, а главное – КПСС теряла монополию на