Патрис Лумумба - Николай Петрович Хохлов

посвящение в новую жизнь целой страны? Это будут костры праздничных торжеств или испытаний? Или и то и другое вместе? Какие краски выберет судьба?

В эту ночь он не ложился спать.

Улитка Баконго

Лумумбе порой казалось, что какой-то злой рок создал языковые границы: странно смотреть на двух конголезцев, очень похожих друг на друга, но разговаривающих на различных диалектах. О принадлежности к разным народностям судят зачастую не по внешнему виду, а по отметкам на лице, по татуировке, по тому, как сточены зубы.

Какое искусственное разделение! «Нужно общение», — эти слова не уставал повторять Лумумба. Общая цель объединит племена, сметет перегородки между ними. Уже сейчас все прекрасно понимают слово «ухуру», и требование свободы является всеобщим: оно сплачивает. На первый план выдвигается задача политического просвещения. Лумумба убедился в том, что даже безграмотный крестьянин начинает приобщаться к политике и усваивает патриотические лозунги сегодняшнего дня. Каждый конголезец ратует за независимость, скандирует на массовых митингах это волшебное слово, не умея прочесть его в книге, не зная, как оно пишется. Грамотность придет потом. В свободном Конго народ сядет за парты и вырвется из невежества. Теперь важно наладить взаимопонимание между руководителями политических партий и организаций. Лумумба придавал огромное значение контактам с лидерами Баконго, особенно с Жозефом Касавубу.

Баконго — обширный район, охватывающий все среднее течение реки, провинцию Леопольдвиль, выход страны к океану, значительные территории правобережного, Французского Конго, а также Анголы и Кабинды. Баконго — конгломерат племен. Главный язык лингала, но многие говорят и на киконго. Жозеф Касавубу родился в местечке Чела, что в нескольких километрах от границы с португальской колонией Кабиндой. Его родное племя баконго. Учился в миссионерской школе. В семинарии изучал латынь, схоластику, теологию. Службу начал в финансовом департаменте бельгийской администрации Леопольдвиля. Довольно быстро шел в гору по ступенькам бельгийской колониальной лестницы. Он стал первым африканским бургомистром коммуны Дендале, пригорода конголезской столицы. Он был идеальным эволюэ, с которым бельгийский чиновник всегда находил общий язык. Смешно припоминать, но когда-то, в ранней молодости, в самом начале своей служебной карьеры, Жозеф искренне верил в умственное превосходство европейских поселенцев. Внешне все свидетельствовало об этом, и практика каждого дня все больше и больше подтверждала эту теорию об интеллектуальном неравенстве. Он знал немало бельгийцев, которые, прибыв в Конго и получая сравнительно скромную плату, быстро превращались из мелких служащих в богатейших людей — плантаторов, владельцев гаражей, торговцев, судовладельцев, держателей акций, крупных фермеров, банкиров.

Жозеф потом иронизировал над своими заблуждениями. И как только он мог думать, что большое богатство может быть достигнуто большим умом! Сколько пустоголовых, ограниченных торгашей осело в Конго! Боже, боже, а какая тупость царила в генерал-губернаторстве… Он изучил эту среду досконально.

В школах миссионеров, в католических семинариях, на различных курсах, открытых для подающих надежды конголезцев, тайным и явным образом велся этот спор об интеллектуальных высотах. Касавубу и сам варился в этом котле. Учиться он начал поздно: в двадцать лет он еще был семинаристом и, подобно другим однокашникам, мечтал о высшем образовании в Европе.

Но Жозеф-семинарист тогда лишь начинал свой путь морального самоусовершенствования: его еще не прозвали «Улиткой», его натура сохраняла и непосредственность юности, и желание все свои помыслы вынести на суд товарищей. К тому же аббат, занимавшийся с ними законом божьим, был каким-то странным субъектом. Он требовал от слушателей, чтобы они воспринимали учение Христа не механически, а пропускали его через мозг и клали на сердце и душу. Аббат подолгу оставался на-един© с тем или иным учеником, закрываясь в комнатке и обрушивая на очередного избранника массу вопросов.

Прямо из семинарии Жозеф отправился в деревню Нкамба, где на исходе прошлого столетия родился Симон Кимбангу — личность легендарная и таинственная. Никто не может точно назвать день его рождения: в колониальный период африканским детям не выписывали метрик. Но известно, что в молодости он прислуживал в баптистской миссии и стал потом наставником при ней. Какое-то время проработал на строительстве железной дороги Леопольдвиль — Матади. В поисках работы скитался с места на место. Положение рабочего люда он знал хорошо. Утешение от горькой жизни находил в непрестанных чтениях библии и псалтыря. Память у него была превосходная: знал наизусть все молитвы и читал их в зависимости от аудитории на киконго, лингала, французском и даже латинском. Способного юношу сделали катешистом — так называли человека, который обучал обращенных в католичество африканцев молитвам и священному писанию. Зарекомендовал себя замечательным плотником. Изготовлял кресты, стулья, столы, вырезал из дерева ложки. Вряд ли Симон предполагал, что потом эти немудреные изделия станут реликвиями: до сих пор в деревнях и церквушках Нижнего Конго тщательно сохраняются вещи, сделанные руками Кимбангу.

На фотографиях, дошедших до нас, Симон Кимбангу выглядит простодушным и жизнерадостным. Одежда его состояла из длинной юбки и рубашки с короткими рукавами. Никакой обуви он не признавал. Улыбка не сходила с его полного лица. Одаренный незаурядной физической силой, он помогал африканцам строить дома, вместе с женщинами толок в ступе кукурузу и маниоу. Нянчил чужих детей. Его хижина была открыта для всех. Нгунза, то есть пророком, он стал после болезни, когда из Матади возвратился в родную деревню. В марте 1921 года на него снизошло «божественное откровение». Он заявил, что видел и слышал самого бога, который призвал его встать с постели и пойти в народ, чтобы дать ему веру и исцелить его от всех недугов. Новый африканский пророк привлекал к себе массу сторонников. У него появились апостолы — их было двенадцать. Движение обретало силу. Новая Мекка — Нкамба — превратилась в место паломничества. К Симону Кимбангу шли африканцы со всего Конго: шли больные, прокаженные, старики и дети. Перед домиком Симона клали умерших — их приносили для воскрешения. Никому дотоле не известная Нкамба превращалась в конголезский Иерусалим со своим пророком и со своей церковью, в которой богослужение отправлял сам Кимбангу. Перед верующими он появлялся в простой одежде, без креста. Он учил, что крест из металла, тем более дорогого, не соответствует простоте религии: крест должен выражаться жестом правой руки. На шее он носил металлический ошейник с цепями.

Бельгийские власти переполошились не на шутку. Они ввели военное положение в районе Баконго, направив туда усиленные отряды солдат. Начались аресты и преследования. В Леопольдвиле, Матади и других крупных городах то и дело объявлялись пророки, последователи Симона Кимбангу. Их брали под стражу, но на другой день появлялись новые и новые приверженцы кимбангизма. Африканцы