Моряки идут на лыжах - Еремей Лаганский

как группа бойцов, в том числе Посконкин и Подстольный, сразу же после боя заявили секретарю ВЛКСМ Шевченко: «хотим в партию подавать».　

— Теперь Лосяков уже наверно будет доволен, — усмехнулся Армизонов: — возвращаемся не с пустыми руками, сведений хватает…

* * *

В полночь вернулись на мерзлый берег Руонти.　

Встревоженный исчезновением группы в пятнадцать человек, Лосяков с облегчением выслушал подробнейший доклад Армизонова. На успокоенном лице командира, в улыбке его глаз прочел Армизонов полное удовлетворение. Лыжникам дали отдых и приказали ночью же сниматься для обратного марша на Бьеркэ.　

Часа через два Армизонов заметил, что бойцы его утомлены и замедляют шаг. Скомандовал:

— Стой! Короткий привал. У кого есть — покурите.　

Но никто не воспользовался разрешением. Предпочли повалиться прямо на снег. Через мгновение привал напоминал поле сражения, усеянное мертвыми телами. Но не прошло и пятнадцати минут, как все эти «мертвецы» по команде начальника ожили, воспряли и снова зашуршали лыжами по снегу.　

Метель, к счастью, улеглась. Видимость улучшилась. Впереди растянувшейся колонны на лошади ехал капитан Лосяков. Шествие замыкали другие сани с рацией, пулеметами и ранеными. Подле них шел на лыжах Армизонов с несколькими бойцами.　

Время шло и шло, а признаков наезженной близ жилья дороги все еще не было. Лошади начали уставать: глубокий снег от метели, тяжелая поклажа. К тому же их не поили давненько. Лосяков и Армизонов обсудили положение и порешили большинство лыжников направить вперед к базе, а остальным — следовать при раненых.　

Близилось утро, но было еще темно. По расчетам времени Бьеркэ должен был быть невдалеке. Армизонову видно было из хвоста колонны, как закружили на месте передние, повертелись и вдруг исчезли во мраке. Провалился с ними во мглу и капитан Лосяков с санями. Оставшись один, Армизонов остановил измученную лошадь — пусть отдохнет пока, — а сам отправился на поиски дороги. Должна же она быть где-нибудь тут поблизости. Сюда, он помнил, не раз заходили с острова бойцы батальона Панфилова. Помнил, что вдоль наезженной дороги тянулся и телефонный провод, вплоть до самого Бьеркэ. Долго шарил старшина в темноте, уходил вперед, возвращался, кидался усталый по сторонам, пока, почти отчаявшись в успехе, не наткнулся головой на низко подвешенный к тонким шестам железный провод.

— Теперь все в порядке, — обрадовался старшина и, кликнув краснофлотца, приказал ему, держась за провод, итти па лыжах вперед.　

Достигнуть теперь берега не представляло уже никакого груда.

* * *

Светало, когда Армизонов вышел к острову Бьеркэ в районе расположения части капитана Викторова. Еще на льду его остановил передовой дозор батальона:　

— Стой… пропуск и отзыв?!　

Откуда ж Армизонову их знать, если он ушел в разведку шестого, а возвращался восьмого? Но, узнав Армизонова, дозорный обрадованно сообщил:　

— А мы вас, товарищ старшина, со вчерашнего дня дожидаемся. На все заставы сообщили. Прямо заждались. Огонь в печке не гасим.　

У Армизонюва навернулись слезы, так растрогала его эта братская забота.　

Выйдя на берег, Армизонов стал дожидаться своего командира. Оказалось, тот застрял с лошадью в тяжелых торосах в двух километрах южнее. Красноармейцы выбежали навстречу, заботливо сняли с разведчиков лыжи и понесли их. Другие поддерживали под руки измученных людей. На заставе, в жарко натопленной избе, моряков ждал роскошный и обильный обед. Настойчиво угощая, хозяева засыпали гостей десятками вопросов.　

Часам к одиннадцати утра, к искреннему огорчению красноармейцев, лыжники решительно поднялись из-за стола, не «освоив» и половины угощения.　

— Домой, домой, ребята… — торопил Лосяков. — Ждут нас.　

Километрах в полуторах от заставы лыжников поджидали машины.

С наслаждением сняв лыжи, расселись они на поперечных досках, заменявших сиденья. Раненых уложили на мягкой соломе и матрацах и поехали.　

Через несколько километров — застава Панфиловского батальона. Здесь сдали раненых. Опять привал, опять трогательная встреча, обед еще более обильный, еще более разнообразный. Знали и ценили красноармейцы героическую, самоотверженную работу балтийских товарищей и своим вниманием и любовью выражали чувства всего советского народа.

ПОСЛЕДНИЙ УДАР

ПЕРЕД ПОХОДОМ

К середине февраля лыжники-балтийцы, пройдя отличную боевую школу в разведках и многочисленных схватках с врагом, приобрели боевой опыт и крепкую огневую закалку. Не осталось больше в отряде необстрелянных, уже никого не пугал ни пулеметный, ни артиллерийский огонь, даже когда снаряд ложился рядом. Только ничком кидались люди в снег.　

Вместе с частями N-ской стрелковой дивизии готовился и отряд моряков к одновременному удару по сильнейшей Муурильской оборонительной позиции.　

Прикрытое грозными ДОТ с востока крупное финское селение Муурила расположилось на сорокаметровой прибрежной высоте Финского залива и само по себе представляло естественную преграду для наступающих с моря. За спиной своих ДОТ Муурила все силы и внимание сосредоточила на охране высоких, лесистых береговых подступов. Частые, дерзкие набеги балтийцев в глубокий тыл не раз тревожили Муурилу, напрягая нервы ее защитников до крайности. Почти каждую ночь над береговыми укреплениями противника вспыхивали цветистые огни осветительных и сигнальных ракет ложной или подлинной тревоги, да мерцающие переговорные искры морзянок. Но до сих пор шло только нащупывание врага. Теперь морской отряд готовился ударить в лоб по неприступному Муурильскому берегу, угрожая выйти в тыл ближайшим ДОТ.　

Враг отлично понимал значение Муурильской позиции и с первыми признаками наступления балтийцев сосредоточил в этом районе значительные подкрепления. Целый полк стянул он сюда из скудных своих живых резервов, ослабляя смежные участки. Это сильно облегчило наступление Красной Армии и привело к успеху удара в решающем направлении. Отряд моряков лыжников выполнил свою основную задачу и заслужил благодарную память народа.

ИДЕЙНАЯ ПОДГОТОВКА

Утром двенадцатого февраля в лагере моряков царило большое оживление. Смутные предвестия грозных событий носились в воздухе; лица людей были серьезны и озабочены. К землянке комбрига Денисевича часто подходили на больших скоростях легковые машины с командирами и связистами, в штабе трезвонили полевые телефоны, надрывались на приеме и передаче приказов радисты в штабной радиостанции старшего лейтенанта Моркотун. По гладкой дороге к лагерю неистово мчались полуторки со снаряжением, продовольствием и боезапасами. Громыхали набеленные танки, фырча, тяжело выползая из леса.　

Волнение усилилось, когда стало известно о предстоящем генеральном штурме Муурильских высот прямо со льда. Вместе с лыжниками должен был итти и батальон под командой капитана Панфилова. Шли последние деловые и вместе с тем дружеские беседы политруков и командиров с бойцами, летучки коммунистов и комсомольцев и, наконец, общий митинг в боевом строю. Взволнованно слушали бойцы горячую страстную речь комбрига Денисевича. Командир дивизии полковник Лазаренко призывал отряд к смелости, дерзости и беспощадности к врагу:

— Вся история Балтийского флота — сплошной революционный подвиг и дерзание. Продолжайте