Inside out: моя неидеальная история - Деми Мур

работа моделью позволила мне почувствовать запах успеха, пробудила самоуважение и профессионализм и придавала мне сил. Это был мир со своими правилами игры, где важно, как я выгляжу и какой у меня размер одежды. Из этого можно сделать вывод, что главная моя ценность заключалась в привлекательности.

Я бросила театральный кружок – оказалось очень неудобно каждый раз встречать там Тома, к тому же было неприятно однажды услышать: «Ты недостаточно хороша, чтобы стать актрисой». Для кого-то самым страшным является прослушивание на роль, для меня же – неспособность оправдать чужие ожидания. В детстве мне всегда говорили бросать, если не получается, не давали возможности дойти до конца, и я не знала о таком понятии, как упорство. Но сегодня я без капли сомнения хочу сказать всем, кто желает реализоваться как актер: «Заявите о себе в классе, открывайте для себя что-то новое повышайте самооценку! Подумайте, в чем ваша особенность, и начните узнавать себя!»

Папа и Морган, которому исполнилось уже двенадцать, жили в Оушенсайде[32]. Мы с Фредди решили поехать к ним на Рождество. Когда подъезжали к самому дому, мое сердце сжалось от увиденного. Маленькая, унылая и невзрачная квартирка, но состояние папы было еще хуже – жуткое, как и вся обстановка в доме. Есть люди, на которых смотришь и даже не замечаешь, как им плохо, но по опухшему лицу отца, его сутулой осанке и блуждающим глазам стало ясно сразу – с ним что-то не так.

Помню этот рождественский ужин – как мы все сидим за столом, и я чувствую себя очень одиноко, оттого что мы проводим отпуск только с папой и братом, без других членов нашей семьи. Фредди, как я потом поняла, был всего на несколько лет моложе папы, и поэтому испытывал неловкость, но он так вел себя не первый раз. Фредди можно назвать типичным жителем Миннесоты со скандинавскими корнями: тихий, практичный, закрытый. Не то чтобы я ему была безразлична, просто он не из тех, кто показывает свои чувства. Я была единственной за столом, кто пытался хоть как-то разрядить обстановку.

В качестве рождественского подарка папа презентовал мне случайный плакат, который не имел отношения ни ко мне, ни к нему. Он стал много пить, поэтому я беспокоилась за Моргана. Мне было страшно представить, как Дэнни о нем заботится, если учесть, что он постоянно пьян. Я смущенно рассказывала о разных событиях, которые произошли со мной, постепенно осознавая, что папа старался отводить от меня взгляд и не знал, что сказать в ответ.

Самым мучительным было не то, что Дэнни не был моим биологическим отцом, а то, что он не показывал свою любовь ко мне. Я жалею, что тогда не потянулась к нему, не взяла за руку, не посмотрела ему в глаза, не сказала, что он был и будет моим отцом с самого начала и до самого конца, а главное – что я люблю его.

Вскоре после нашего возвращения в Лос-Анджелес мне сообщили, что Дэнни в больнице, у него разрыв печени. В ту ночь он попытался сам доехать до отделения скорой помощи, но не смог: его нашли в машине – лежавшим на баранке без сознания. К счастью, это было недалеко от больницы, и его быстро госпитализировали. Он оправился после этого случая, но врач сказал, что у него хронические алкоголизм и панкреатит, поэтому ему немедленно необходимо прекратить пить. Отец был просто в ярости от такого заявления и начал угрожать врачу всем, чем мог, настаивая, чтобы тот не вносил эту информацию в его медицинскую карту. Наверное, выглядел он зловеще, потому что врач в итоге отменил свой диагноз, добавив при этом, что ему противопоказано употреблять красное мясо, после чего папа сразу же открыл счет в местной мясной лавке. Позже Морган сказал мне, что он начал есть еще больше красного мяса, чем раньше. Если ему что-то запрещали, он начинал делать это чаще и в больших количествах. Кажется, Дэнни хотел покончить с собой как можно скорее, он много раз говорил мне, что хочет умереть. У меня разрывается сердце, когда я думаю, каково было Моргану в двенадцать лет услышать от родного отца, что он хочет покончить с собой.

Год спустя в Нью-Мексико именно Морган нашел нашего отца в гараже. Он лежал на руле машины с работающим двигателем, после того как покончил с собой. Ему было тридцать шесть.

Я разрыдалась, когда узнала об этом. В тот момент мы с Фредди сидели за обеденным столом.

– Нет смысла плакать – ты ничего не можешь сделать, а случившееся уже не изменить, – сказал мне Фредди совершенно спокойным тоном.

Тогда он не подошел, чтобы хоть как-то утешить, не обнял, не сказал, что любит меня и что все будет хорошо.

Похороны в Розуэлле были сущим кошмаром. Вместо общей скорби началась ругань между семьями мамы и папы. Дело в том, что перед смертью отца родители вместе провели выходные, поэтому восемь его братьев и сестер были убеждены, что Джинни являлась непосредственной причиной его смерти. Были различные версии – начиная с того, что она довела его до самоубийства, и заканчивая предположением, что Джинни оставила его пьяным в машине, зная, что произойдет дальше. Дело дошло до подозрения в преднамеренном убийстве, и семья отца начала угрожать сдать Джинни полиции. Ситуация была просто отвратительной. Диана потом рассказывала, что даже ее муж, мой дядя Джордж, был уверен, что в случившемся виновата Джинни.

Правда заключалась в том, что, скорее всего, отец спланировал свою смерть до последней детали. Уровень алкоголя в крови был настолько высок, что его смерть можно было расценить как несчастный случай. Страховая компания вряд ли могла назвать это самоубийством – уж слишком он был пьян, следовательно, они обязаны сделать страховую выплату, которую папа собирался оставить Моргану. Я гарантирую, что отец провел расчеты и точно знал, сколько должен выпить, чтобы все произошло как надо. Это была его последняя афера – «на дорожку», так сказать. И, конечно, он хотел поскорее покончить с болью, которая стала для него невыносимой. Он понимал, что всех нас подвел, и, думаю, в глубине души верил, что так лучше.

Тем временем в доме моей бабушки мамины сестры без особого энтузиазма, но все же сплотились вокруг Джинни, чтобы проявить хоть какую-то солидарность. Мама включила режим жертвы, безудержно плача и желая быть в центре разворачивающейся трагедии. Она настаивала на одном костюме Дэнни для похорон, а Марджи, сестра моего отца, хотела, чтобы он был в другом, коричневом костюме, который выбрала она. С этого момента