Эмиль Золя - Собрание сочинений. Т.25. Из сборников:«Натурализм в театре», «Наши драматурги», «Романисты-натуралисты», «Литературные документы»

Одна из тенденций романистов-натуралистов состоит в том, что они ломают и расширяют рамки романа. Они хотят выйти за пределы сюжета, вечной фабулы, вечной интриги, в ходе которых персонажи переживают все те же превратности судьбы и умирают или женятся в развязке. Гонкуры из тяги к оригинальности отказываются от сюжета ради сюжета, — он уже у всех навяз в зубах. На искусство такого рода они смотрят как на забаву для женщин и детей. Сами Гонкуры стремятся совсем к другому: к целым страницам исследований, протоколов, наблюдений над человеком, то есть к чему-то более высокому и значительному; главный интерес для них представляет точность изображения и новизна документов.

Ни один писатель не сделал больше, чем гг. Гонкуры для того, чтобы освободить роман от пут общих мест и пустой развлекательности. В особенности в последних двух своих книгах, «Манетта Саломон» и «Госпожа Жервезе», они нимало не заботятся о соблюдении общепринятых правил, касающихся формы и развития литературного произведения. Они подчиняются только своей собственной поэтике и все больше пренебрегают одобрением читателей; кажется, что они даже не хотят обернуться и поглядеть, следует ли за ними публика.

«Манетта Саломон» — это вольный этюд об искусстве и о современных художниках. Авторы лишь сгруппировали типы живописцев, с которыми приходилось сталкиваться им лично: любимый их герой, художник Кориолис, — видный мужчина, человек богатый, благовоспитанный, влюбленный в Восток, ибо прозрачная и многоцветная восточная живопись сродни его собственному стилю; Анатоль — человек богемы, балованное дитя Гонкуров, тип, который должен сохраниться в литературе: он острослов и фланер, ночует где попало, у кого-нибудь из друзей, готов приютить первого встречного, ввязаться, хоть он и горбат, в любое приключение, увлекается любой мечтой и проникнут всеми видами скептицизма; наконец он попадает на скромную должность в Зоологический сад и обретает счастливую старость, потому что любит животных; Гарнотель — лауреат Римской премии, добросовестный и посредственный художник, который, не обладая талантом, добивается успеха исключительно благодаря своей хитрости и ловкости, как истинный виноторговец; и другие колоритные типы. Шассаньоль, свирепый спорщик по вопросам эстетики, неутомимый оратор, подвизающийся в молочных лавках и харчевнях; если ему удается подцепить какого-нибудь собеседника, Шассаньоль сопровождает его в музеях, растолковывает творчество Рафаэля и Рембрандта, причем так увлекается, что ложится спать вместе со своим слушателем и продолжает говорить и после того, как погашен свет; супруги Крессан: жена — вся ушедшая в хлопоты о своих гусях и утках, и муж — одаренный художник, удалившийся в деревню, своего рода отшельник, патриарх искусства; и еще добрый десяток других, которых слишком долго было бы перечислять и благодаря которым произведение Гонкуров превращается в целую галерею, густо заполненную портретами, писанными с натуры. Но авторы и не думают завязать при помощи этих персонажей хоть самую незначительную интригу; они просто ставят себе задачу в коротких главках, словно на отдельных картинках, живописать жизнь художников, создать серию сцен, едва связанных между собою тонкой нитью: художественное ателье — проказы, беседы талантливых людей, толпа учеников; конкурс на главную Римскую премию и прибытие Гарнотеля на виллу Медичи; путешествие Кориолиса на Восток; картины праздности Анатоля, дней, когда у него подводит живот от голода, всех испробованных им занятий, — удивительное существование этого мазилки без гроша в кармане, обивающего парижскую мостовую; поразительные по достоверности и богатству деталей описания мастерских художников; ежегодная художественная выставка, успех Кориолиса и последующая месть со стороны критики; лето, проведенное в Барбизоне, в лесу Фонтенебло — этой Фиваиде парижского искусства; и сцены другого рода: зал, где происходят торги, описание женской фигуры, живописные уголки Парижа и его пригородов, сражение по вопросам эстетики, фантастическая дружба обезьяны со свиньей, карнавальный разгул, балы и обеды, на которых лакомятся жареной рыбой, — словом, существование персонажей, брошенных в реальную жизнь, изображение фактов, выбранных наудачу. Таково это произведение, верный дневник жизни, какую ведут многие художники. Но дневник, тонко отделанный мастерами живописи, одушевляющими все, к чему они прикасаются. Этот роман без действия — самый увлекательный из романов.

Однако гг. Гонкуры не решились полностью разрушить форму романа. Они сохранили героиню — Манетту Саломон, натурщицу-еврейку, к которой Кориолис воспылал нервной и ревнивой страстью. Мало-помалу Манетта завладевает молодым человеком, рожает от него детей, навязывает ему своих родственников, ссорит его с друзьями и, наконец, подчиняет до такой степени, что женит его на себе; Кориолис погрязает в ничтожном рабском существовании, талант его угасает. Здесь мы видим то же утверждение, что и в «Шарле Демайи», — женщина убивает художника. Не буду оспаривать это положение, хотя, если придавать ему общий характер, оно кажется мне совершенно ложным. Впрочем, романисты изучили характер Манетты с необычайной проницательностью. Она останется одним из лучших их созданий.

В «Госпоже Жервезе» построение романа упрощается еще больше. Мы видим уже не портретную галерею, не серию многочисленных и разнообразных типов, которые прежде дополняли друг друга, сталкивались между собой и производили впечатление кишащей толпы. На сей раз это одна фигура, выписанная во весь рост, страница одной человеческой жизни — не более того. Никаких других персонажей ни на переднем, ни даже на заднем плане; едва намеченный профиль ребенка, который кажется тенью своей матери, да к тому же ребенка — почти животного, несчастного, умственно отсталого существа, с нечленораздельной речью, которая не развилась дальше лепета новорожденного. Здесь уже роман в собственном смысле слова отсутствует. Остается исследование характера женщины определенного темперамента, помещенной в определенную среду. Тут ощущается свобода и простота научного изыскания, к которому приложил руку художник. Последняя формула традиционного романа сокрушена, писатель берет случайно попавшийся ему эпизод чьей-то жизни, рассказывает его, извлекает из него все, что можно, в отношении действительности и искусства, и считает, что больше ничего не обязан давать читателю. Нет необходимости завязывать, развязывать, усложнять, отливать фабулу в ее былой форме; довольно взять и препарировать один какой-нибудь факт, персонаж, в коем воплощается частица страдающего человечества и анализ которого нечто прибавляет к сумме той правды о жизни, которая нам уже известна.