Екатерина Матвеева - История одной зечки и других з/к, з/к, а также некоторых вольняшек

— Кто-то сказал, что путь к сердцу мужчины через его желудок. Неверно это! Через жалость и желание защитить обиженную!

— Но я не обиженная! — живо возразила Надя, — И в защите не нуждаюсь!

— Теперь я вижу, что ошибся, а тогда, когда я увидел ваше заплаканное лицо и глаза…

«Надо срочно заканчивать сентименты, а то, чего доброго, разревусь от жалости к самой себе».

— И поэтому решили утешить меня, так? — недобро усмехнувшись, сказала она и опять присела на самый край стула.

— А вот и не угадали! Я ехал и думал, если у вас кто есть, выпьем со счастливчиком за ваше здоровье.

«Вывернулся, как уж между вилами», — эхом отозвался бес.

— А если я одна?

— На это я мало надеялся, но подумал, если мне так посчастливится, тогда выпью с вами на «брудершафт», чтоб называть вас на «ты».

— И обольщать меня ласковыми словами?

— Если вы считаете, что искренние слова могут обольстить вас, тогда…

«Ну, будет! — решила про себя Надя. — Пора и честь знать! Надо повежливее выпроводить его…»

— Оставим брудершафт до следующего раза, — сказала она. — Мне завтра рано вставать, вы уж извините меня!

— Завтра воскресенье, день нерабочий!

— Я еду с первым поездом в Калугу, чтоб успеть завтра же и вернуться.

— Свидание?

— Да, и очень ответственное!

— Жаль, а то я бы мог отвезти вас, но раз свидание, да еще ответственное, тогда я пас. Но брудершафт мне обещан и я жду. Мне трудно называть людей моложе себя на «вы».

— Попытайтесь! — Надя поднялась из-за стола, давая понять, что визит закончен, но догадавшись, что мальчик обижен и уязвлен, на всякий случай, улыбнулась ему, вложив в свою улыбку все свое очарованье.

— Постараюсь! — произнес он, вставая, — И не смотрите на меня с таким ожиданием. Я вас понял, сейчас ухожу!

Надя проводила его до вешалки и ждала, пока он не спеша одевался.

— Вы разрешите еще заглянуть к вам, без бутылки? — шутливо спросил он.

— Не знаю… — неопределенно протянула Надя. Ее не устраивали такие посиделки. «Ни к чему хорошему они не приведут. А то, что в нем бездна обаяния и Бог ведает, какая-то мужская сила, так это «топи котят, пока слепые, едва родившихся на свет», — говорила, в свое время, тетя Маня, а то будет поздно».

Володя почувствовал ее упорное нежелание приглашать к себе и предложил сам:

— Может быть, сходим куда-нибудь?

— Нет, Володя, на «куда-нибудь» у меня нет времени, — честно созналась она.

— А куда бы вы хотели?

О! Это она отлично знала, куда бы ей хотелось:

— В Большой театр!

— В Большой театр? — с недоумением переспросил ее Володя,

— Вы спросили меня, куда бы я хотела? Я ответила. Но это вас ни к чему не обязывает!

— Нет, почему же, — оживился он, — а на какой спектакль?

— На оперу, на любую, даже на «Кармен»!

— Почему даже?

— Я слышала в Большом «Кармен».

— Вы все-таки мне позвоните? Или утеряли мой телефон?

— Нет, не обижайтесь, ни звонить, ни напоминать о себе не стану. Вспомните — адрес известен. Во вторник, в четверг и в субботу я, к сожалению, прихожу после восьми, а то и позже.

Надя уже открыла ему дверь, провожая, когда он остановился и взял ее за руку.

— Ничего я о тебе не знаю! — с сожалением оказал он, слегка притягивая ее к себе. — Девушка-загадка!

— О «вас», пожалуйста, не о «тебе»… я тоже о вас ничего не знаю. Она быстро отдернула руку и отодвинулась от него. — А что вас, собственно, интересует?

— Но вы же все равно не скажете!

— Почему же, скажу!

— Например, с кем у вас свидание в Калуге?

Надя от души рассмеялась. Ей было очень лестно и приятно сознавать, что кого-то может волновать ее свидание.

— К тете я еду, к папиной сестре.

— Вадим сказал, что вы работаете на стройке, но я не поверил!

— Отчего же? К пиратам попал однажды сам Юлий Цезарь! — Последние слова Клондайка…

— Но он бежал, не уплатив выкупа.

— Бог поможет мне — и я сбегу, а выкуп уплачен авансом.

Проводив своего гостя, она быстро расправилась с посудой и села у стола, положив голову на руки. Было о чем задуматься. Рита под большим секретом сказала ей: Елизавета Алексеевна считает, что Надю можно подготовить по вокалу пробоваться сразу в театр, но лучше, чтоб она получила настоящее музыкальное образование. А как просуществовать на стипендию? Что стипендия у нее будет, она не сомневалась, и даже повышенная, иначе за чем учиться? После нового года им обещали повысить расценки — и тогда можно будет прилично зарабатывать, но пока существует глупая система, когда хорошие, добросовестные работницы, а их, в бригаде не больше половины, тащат, как на буксире, лентяек и лодырей, ждать больших заработков не придется. За бездельников заступается государство. Выгнать их с работы не может ни бригадир Аня, ни даже Степан Матвеевич. Они под высокой защитой отдела кадров, а там отвечают одно: учите, перевоспитывайте! Потом она вспомнила Клондайка, потому что помнила о нем всегда, и особенно часто вспоминала тот день, когда она набралась смелости и пришла к нему сама, «без приглашенья». И «дура, набитая опилками», не осталась у него, несмотря на с ума сводящие слова, какие он говорил ей: «Любимая моя, ты сотворила диво дивное, ты открыла для меня целую новую жизнь, ты заставила меня смотреть на события твоими глазами, ты сделала мою судьбу твоей. Теперь мы с тобой единое «Я!» А слова, какими он называл ее: «Любимая моя, желанная моя, моя единственная в мире, моя самая-самая». Никто из этих сыночков никогда не скажет девушкам таких слов, а если и скажут, то не почувствуют. Эти холодные себялюбцы, эгоистичные и избалованные вниманием, сочтут за тяжкий труд слова такие произносить — и так все получат, девушки стали не гордые, сговорчивые, доступные.

В воскресенье, на следующий день, Надя с раннего утра поехала в Калугу навестить Варвару Игнатьевну и вручить подарок к Новому году, большой серый платок из козьего пуха. Одной девушке в бригаде прислали из Мичуринска к зиме пуховый платок, но она, узнав его цену, тут же решила продать и купить себе что-нибудь более модное, чем «старушечий» платок. Надя, вспомнив о тетке в Калуге, заплатила ей пятьсот рублей и теперь, прижимая к груди покупку, с радостной душой неслась но улице Огарева. В этот раз она отлично добралась на автобусе до центра, а оттуда «рукой подать» до дома. Неожиданно тетя Варя встретила ее очень сердечно, прослезилась, заверив в лучших чувствах к ней, называя единственной родней. Где-то на чердаке она отыскала желтый бархатный альбом, и Надя с большим удовольствием еще раз выслушала историю о героизме своих предков. В заключение она строго сказала Наде: