Франко Дзеффирелли - Автобиография

МК: Но партии же есть?

ФД: Демократия — это очень тяжело. Взять хотя бы нас: после двадцати лет не такого уж страшного фашизма мы до сих пор не можем до конца приспособиться к демократии. Демократия работает по-настоящему в Америке, в Англии, во Франции.

МК: Во Франции это скорее социализм. А у вас — бюрократия.

ФД: Коммунистическая бюрократия. А у вас демократии никогда не будет, просто не может быть.

МК: Хорошо, демократия — это одно, а свободы — другое.

ФД: Свобода у вас более или менее есть, вы можете выражать свои мысли.

МК: Сейчас Путин станет из президентов премьер-министром, но останется на своем месте. Это хорошо или плохо?

ФД: Такого, как Путин, я бы с удовольствием оставил на месте. Он очень-очень много сделал для России.

МК: Где кончается хорошее и начинается плохое, в политическом смысле?

ФД: Хорошее: он дал возможность раскрыться. Он подстегнул экономику — посмотри, что делается в Москве. Плохое: рано или поздно придется наткнуться на препятствие в виде демократии. Демократии нет. Ни один Путин в мире не сможет сделать Россию демократической страной, это просто нереально. Всему есть предел: управлять придется так, как управляли Россией во все времена, и при царях, и при Ленине.

МК: Почему Россия всегда стремится получить царя?

ФД: Потому что это безграничный, огромный континент.

МК: Но ведь все империи терпели крах, ни одна из них не выжила.

ФД: Россия, на счастье или на беду, отчасти сохранилась.

МК: Может ли монархия подходить России больше, чем нынешняя система?

ФД: Демократическая монархия, как в Англии и в Испании, — да.

МК: А такая, как у нас была?

ФД: За императорской фамилией стояла огромная традиция. Все дети воспитывались так, чтобы в один прекрасный день они могли взойти на трон. Династию нельзя просто взять и учредить. Всем профессиям, и царской тоже, нужно учиться. Иначе потом невозможно будет управлять. А вот патернализм Путин может ввести. Я о тебе забочусь, как добрый отец, который печется о твоем благе и гарантирует тебе определенные права, но я — отец, а ты — сын.

МК: Разве Саддам Хусейн не делал чего-то подобного?

ФД: Даже сравнивать невозможно, ничего общего нет.

МК: Но он был отцом своей страны?

ФД: И расправлялся со всеми вокруг.

МК: Разве тут было не то же самое?

ФД: Нет, массовых убийств я тут не замечал.

МК: Как же Сталин?

ФД: Сталин, Гитлер… Это была эпоха великих злодеев.

МК: Разве вы не боитесь, что рано или поздно у нас снова начнется сталинизм, пусть даже в мягкой форме?

ФД: Эпоха диктаторов прошла. Тогда их было десять, двадцать, тридцать. В Испании, в Аргентине, где угодно.

МК: Во Франции и в Англии ничего подобного не было, не говоря уже об Америке.

ФД: Я сейчас говорю про Европу.

МК: В Европе диктаторы были только в Италии, Германии и Испании.

ФД: И в Хорватии. Зато в Чехословакии была действенная демократия.

МК: Вы знакомы с Гавелом.

ФД: Да, у нас есть общие друзья.

МК: А с нашим режиссером Любимовым? Которому 90 лет?

ФД: Да, очень старый и очень большой мастер.

МК: Как складывались ваши отношения с Россией? Впечатления всегда были однородные?

ФД: Я хорошо знаком с Россией. Я, например, познакомился с замечательным Евтушенко. Мы встретились здесь, он мне показал кладбище в Санкт-Петербурге, где похоронены все великие, в том числе и Достоевский. Хотел съездить еще к Толстому в Ясную Поляну, но не получилось. Мы очень подружились, а потом я вернулся в Италию, и он тоже туда приехал. Он хотел с моей помощью понять, что думают люди, нищие, проститутки. Я его отвез в одно место рядом с военными казармами, где в лесу, вокруг костра, всегда собирались проститутки. Феллини часто ездил туда на съемки. И вот Евтушенко совершенно сошел с ума. Он заявил, что непременно должен переспать с одной из них. Я с этими проститутками был знаком и попросил их не опозориться перед другом из России. Заплатил — и они утащили его в лес, где он совершенно сошел с ума. Женщина, с которой он был, потом рассказывала мне, что он исцеловал ее всю, с головы до ног. Волосы, ступни, руки. Потом он даже написал стихотворение, посвященное римской проститутке.

МК: Как вам показалась мадам Антонова?

ФД: Очень симпатичная, очень основательная, настоящая синьора.

МК: Знаете, сколько ей лет?

ФД: 85, как и мне.

МК: А она строит планы на 2012 год.

ФД: Иначе жить вообще невозможно.

МК: Я вам рассказывал, что мы учредили Фонд в музее Пушкина? И собираемся построить там целый музейный квартал, со школой, с галереями, магазинами, ресторанами. Я понимаю, вам уже надо ехать — скажите, когда я смогу послать к вам настоящего журналиста?

ФД: Когда захочешь. Предупреди немного заранее, я освобожу время. Поездка в Австралию отменилась, так что я все время буду в Риме, только съезжу в Нью-Йорк: там в «Метрополитене» устраивают гала-вечер в мою честь. Но я ненадолго — я занят «Тоской» и инвентаризацией архива. Это очень важно. Я хочу, чтобы от меня осталось что-то, чем смогут воспользоваться молодые.

МК: В вашей книге все правда? А может, вы что-то упустили? Не стали рассказывать о частной жизни?

ФД: Я рассказал вообще все. В том числе — про свою сексуальную жизнь. Правда, сделал это аккуратно, никого не раздражая, — но вообще не надо ничего стыдиться.

МК: Вы живете как режиссер или как персонаж в пьесе?

ФД: Как несчастный человек. С проблемами несчастного человека. А Куснирович живет как оперная звезда.

МК: А мода вам нравится?

ФД: Нравится, но я не могу ей следовать. Так что пришлось мне придумать мою собственную моду.

Иллюстрации

Мне 8 лет — мое первое грандиозное творение.

Моя мать Алаида Гарози, в замужестве Чиприани.

Мой отец Отторино Корси.

Мой дядя Густаво Соччи.

Поцелуй тете Лиде.

Так меня одевали, когда я был маленьким.