Ольга Круглова - Япония по контракту

Возбуждённый народ клубился у будки — там разыгрывалась лотерея. Призом был велосипед — он висел тут же, на крыше будки, ожидая победителя. Тот, кто предпочитал журавлю в небе синицу в руках, пытался накинуть кольцо на голову одной из кукол кокеши, расставленных на площадке. Призом была сама закольцованная кукла. За сто йен она купила пару колец, но промахнулась и получила подарок-утешение: пакетик с японскими сладостями. Толстый шустрый парень, повязанный по лбу полотенцем, кричал, размахивая деревянным плоскодонным ковшиком на длинной ручке. Такой ковш обычно служил для омовения при входе в буддийский храм, но парень использовал его иначе — разливал сакэ из деревянного чана, в котором вперемешку с солнечными зайчиками плавали мелкие сосновые стружки. На белом хапи парня, надетом поверх куртки, было написано название завода, производящего сакэ. Завидев её, парень закричал по-английски:

— Попробуйте японского вина! Это — наш японский обычай — в первый день нового года выпить с утра немножко сакэ! — Парень вручил ей пластмассовый стаканчик.

К бесплатной выпивке полагалась и бесплатная закуска. Магазин, торгующий рыбными котлетами, сегодня одаривал ими задарма. Японцы любят показывать, как они работают — за стеклянной стенкой магазина рабочий в белом халате и белых резиновых сапогах выкладывал в жерло воронки рыбный фарш. Автомат лепил из него котлеты, насаживал их на деревянные палочки и отправлял в печь. На выходе из печи робот в виде огромной рыбы зубастой пастью снимал котлету с конвейера и клал в тарелочку у окошка выдачи. Обычно автомат открывал окошко тем, кто опускал в щель монету, сегодня надо было просто нажать кнопку. Желающие сделать это выстроились длинной цепочкой. Но самая густая толпа сгрудилась возле большой коробки, из которой все доставали какие-то бумажки.

— Идите к нам! — позвал её кто-то по-английски.

Возле ящика стоял Тагами с семейством. Из записочек, которые назывались омекудзи, они собирались узнать, что ждёт их в новом году. В ожидании своей очереди Тагами поведал, что предсказания подразделяются на счастливые, средние и плохие. Каждый из этих классов имел специальное японское название. Вытянув омекудзи, жена Тагами тут же стала её читать — листок со скверным предсказанием надлежало немедленно привязать на дерево у входа в шраин — только в этом случае стоило рассчитывать на защиту богов от предстоящих бед. Хорошие омекудзи полагалось унести домой, надкусить зубами, а потом приколотить гвоздём к стене, совершенно серьёзно рассказывал сэнсэй. Кажется, он собирался исполнить этот обряд.

Народу возле шраина собралось несметно. Должно быть, куда ближе, чем сложности христианства и буддизма, было японцам родное шинто с записочками, которые надо надкусить, приколотить…

— Моя семья избегает новомодных религий, — говорил Тагами. — Мы придерживаемся старых традиций и ходим в шраин как наши родители. Но и буддизм я знаю неплохо. Например, я могу объяснить, почему буддисты не едят четвероногую скотину. Животные, когда их убивают, падают на передние ноги, умоляя о пощаде. А у двуногих такой возможности нет, потому мы их едим… — Семья Тагами посещала этот шраин каждый Новый год. — Раньше тут стоял старый шраин, деревянный, но он сгорел во время войны. На его месте теперь построен новый шраин, бетонный. Но он годится разве что для туристов, — Тагами поморщился. — Боги живут только в старых шраинах, деревянных. В нашем городе остался только один такой…

Она отправилась посетить место, где живут боги — Тагами объяснил ей дорогу. Автобус шёл по абсолютно безлюдному городу. И только за несколько кварталов до старого шраина улицу перекрыла плотная, едва ползущая толпа. Шли семьями, со стариками, с детьми… В полном молчании толпа медленно взобралась по высоким каменным ступеням на холм. Это был тот же холм, где стоял буддийский монастырь Ринодзи. Но толпа направлялась не к нему, а к расположившемуся неподалёку шраину. Позеленевшая от времени деревянная крыша сливалась с тёмной зеленью старых сосен. От тёмных стен веяло запахом мокрого дерева, плесени… Кажется, тут и впрямь жили боги. Но вокруг старого шраина, как и вокруг нового, бурлила ярмарка.

Второго января утром её разбудил телефонный звонок — супруги Кобаяси приглашали на новогодний завтрак — через полчаса Хидэо обещал заехать за ней. В её почтовом ящике белели скреплённые тонкой резиночкой три открытки, желтоватые, невзрачные. Пока она жила в России, японцы присылали ей нечто другое — гейш, самураев и красивые пейзажи на толстой пухлой бумаге. А на жёлтых открытках не было даже картинки, только в уголке сидела маленькая серая мышь. Одно из поздравлений было от китайского доктора Чена, второе — от Намико, третье — от Зухры. Через дырочки соседских ящиков просвечивали такие же открытки. И под дверью магазина лежала схваченная резинкой толстая пачка. И в проволочной корзинке велосипеда почтальона теснились стопки невзрачных открыток…

— Это — не только поздравления, но ещё и лотерейные билеты, — объяснил Хидэо, указав на номер в углу открытки.

В практичной Японии поздравление могло принести подарок, правда, небольшой — набор марок или что-нибудь в этом роде… Обычно чистый дом Кобаяси сегодня особенно сиял, на столе поблёскивала золотыми бантами маленькая пластмассовая ёлочка. И дети приехали в гости. В доме был настоящий праздник. Весёлая Намико поставила перед каждым плоскую тарелочку с тремя белыми ломтиками с розовой корочкой снаружи и картинкой внутри, сложенной из кусочков яркой мозаики. Картинки в каждом ломтике были разные: бамбук, цветок сливы, ветка сосны. Намико объяснила — на тарелках лежало новогоднее поздравление гостям: пожелание долголетия — сосна и стойкости — бамбук. И напоминание о скором приходе весны — слива, её цветы распускаются первыми. Поздравление оказалось съедобным, ломтики были отрезаны от рыбной колбаски камабоко. Ради иностранки Намико вынесла из кухни и сами колбаски, длиной сантиметров тридцать, толщиной пять. Длинные волокна, окрашенные в разные цвета, тянулись через всю длину — в каком месте ни разрежь, получалась картинка.

Вкус у камобоко оказался такой же сладковатый и пресный, как у рыбных котлет, которыми угощали у шраина и продавали в магазинах по всему городу. Всегда. А камабоко делали только под Новый год. Вслед за камабоко Намико подала свой фирменный новогодний суп.

— В нём тридцать компонентов! — сообщила она гордо.

Но основой всё-таки было мисо. И десерт был традиционный, новогодний — разогретый рисовый хлеб с подливкой из сладкой фасоли. Завтрак закончился быстро, хозяева спешили поздравить родителей Намико, живущих в пригороде. На прощанье ей дали подарок — узелок, увязанный по-японски в платок фуросики, правда, полиэтиленовый. Внутри оказались камабоко, мандарины, привезённые Митиё от родителей, и даже новогодний суп в баночке из-под кофе. Так собирала ей когда-то домашние гостинцы бабушка…