В садах Эпикура - Алексей Леонидович Кац
В садах Эпикура читать книгу онлайн
В 2022 г. исполнилось 100 лет со дня рождения Алексея Леонидовича Каца (1922–1978), блестящего и авторитетного историка, исследователя социальной жизни Древнего Рима и его важнейших идейных течений – манихейства и неоплатонизма (среди конкурирующих философских школ лично симпатизировал более всего Эпикуру и его последователям).
Обширные воспоминания А. Каца начинаются картинами довоенного московского детства, прошедшего в знаменитом посёлке художников Сокол. Уже в школьные годы проявились его интерес к театру и неординарные актерские данные. Рано потеряв отца, арестованного в 1934 году по 58-й статье, он тем не менее поступает на исторический факультет МГУ и успешно заканчивает первый курс. 23 июня 1941 года он сдает на отлично экзамен по истории Древнего Рима своему будущему наставнику А.Г. Бокщанину. Воспоминания автора об историческом факультете МГУ за 30 лет являются важным историческим источником и занимают большую часть его впервые публикуемых рукописей. Его непосредственное восприятие учебного процесса, общение с преподавателями, студенческая жизнь, личное знакомство с крупнейшими представителями советской исторической науки представляют большой интерес. Академические занятия прервала война. Студентов первого курса отправили рыть окопы, где завязались дружеские отношения с известными впоследствии историками Павлом Волобуевым, Юлианом Бромлеем, Михаилом Гефтером и другими.
Во время боевых действий А.Л. Кац был армейским разведчиком, ввиду своих незаурядных способностей быстро продвинулся и окончил войну в Венгрии в звании старшего лейтенанта, кавалером двух боевых орденов, военным переводчиком разведуправления штаба 40-й армии. По возвращении в Москву, А.Л. Кац завершил образование, защитил кандидатскую диссертацию и был распределён в Киргизию, где продолжал поддерживать тесные научные и творческие связи со своими коллегами в Москве и Ленинграде.
В книге присутствует нецензурная брань!
В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
Где-то зимой или в начале весны 1952 года закончилась моя карьера в профкоме Университета. Мы провели вторую за нашу аспирантскую жизнь отчетную конференцию. Женя Язьков выступил с обстоятельным докладом. Работу нашу признали удовлетворительной, мы передали бразды правления новым избранникам профсоюзных масс. Недолго я оставался не у дел. Меня избрали парторгом кафедры Древней истории и Древних языков. Состав нашей организации был невелик, но в нее входил Домбровский, а это значило много. Виктора Сергеевича Соколова обрадовало мое новое положение. Теперь ко мне можно было бы обращаться официально в случае выкрутас мичуринца в языкознании.
Моя деятельность парторга началась с приема в партию доцента кафедры Древней истории Николая Николаевича Пикуса. Это был тихий человек, занимавшийся проблемами эллинизма. Он читал нам в свое время спецкурс по истории Птолемеевского Египта. Я сдавал ему экзамен. Только я закрыл рот, в комнату, где мы разговаривали, влетела Арка Синицына и сказала: «Аргонавт! Ты уже ответил? Что, отлично с плюсом?» Н. Н. Пикус ответил, пригорюнившись: «К сожалению, отлично с плюсом не бывает!» Так вот, теперь он решил вступить в партию и попросил у меня рекомендацию. Я ее, конечно, дал. На собрании группы кто-то спросил: «Николай Николаевич, почему вы не служили в армии?» Пикус зарумянился и пролепетал: «Я был болен». Это не удовлетворило. Стали спрашивать, что с ним было, чем он болел. Он, ужасно застеснявшись, сообщил: «У меня была грыжа». Домбровский выразил недоверие и при голосовании воздержался. У меня же отношения с Н. Н. Пикусом были хорошими. Позднее (в 1954 году) он подарил мне свою методическую разработку для заочников с надписью: «Дорогому Алексею Леонидовичу на добрую память». В 1967 году Н. Н. Пикусу исполнилось 60 лет. Я послал ему поздравление. Он ответил открыткой: «Дорогой Алексей Леонидович! Поздравляю вас с 50-летием Великого октября и желаю здоровья и новых творческих успехов на пути науки! Благодарю вас за поздравление меня с 60-летием и дружеские пожелания. С искренним приветом Н. Пикус». В Вестнике Древней Истории № 3 за 1971 год появилась статья Н. Н. Пикуса. Фамилия автора обведена черной рамкой. Значит он умер. Не знаю, когда это случилось и при каких обстоятельствах. Спрашивать про это не хочется. Н. Н. Пикус не был большим ученым. Более того, крупных ученых недолюбливал. Но во время нашего знакомства я об этом ничего не знал.
Вскоре у меня произошло столкновение с Домбровским. Он подал в партийное бюро более чем странное заявление, в котором говорилось, что на Кафедре до сих пор не обсуждена вредная статья Н. А. Машкина «Время Лукреция», вышедшая еще в 1947 году. Домбровский писал, что в этой статье недостаточно возвеличен материализм Лукреция, недостаточно показана борьба против великого поэта, которую вел интриган Цицерон, замалчивавший поэму «О природе». Узнав об этом заявлении, я изумился его нелепости и предложил плюнуть на него. Но мне сказали: «Надо разобрать». Я решил сделать это на открытом собрании, чтобы пришли беспартийные преподаватели. На мой призыв откликнулись Д. Г. Редер и О. И. Севастьянова. Остальные, в том числе и А. Г. Бокщанин, не пришли. За несколько минут до собрания явился Домбровский, и не один. Я с изумлением увидел жирную фигуру Перегудова. Это мне показалось слишком. Я сделал вид, что не узнал незваного гостя. Когда все уселись, я спросил Домбровского, кого он привел на партийное собрание. Тот ответил запальчиво, что это член партии Перегудов. Я небрежно произнес: «Да? Товарищ Перегудов предъявите свой партийный билет». Тот взялся за карман, но партийного билета в нем не было. Он его, конечно, не взял с собой. Тогда я решительно сказал: «Уходите, товарищ Перегудов! Здесь вас никто не знает». Перегудов ощетинился: «Собрание открытое!» Я настойчиво возразил: «Ну и что же? Это не значит, что на нем может присутствовать любой с улицы!» Я обратился к собравшимся: «Кто за то, чтобы не разрешать Перегудову присутствовать на собрании. Голосуют члены партии!» Я знал, что поступаю не очень законно, но иначе не мог. Все проголосовали за мое предложение. Красный, как боров – гипертоник, рассвирепевший Перегудов выскочил из комнаты с совершено неожиданной резвостью. Домбровский остался один и сидел, словно палка. Я волновался, но виду не подавал. Попросил автора письма высказаться. Он поплел обычную чушь, после него я взял слово. Сказал: Домбровский не может отличить стихийного материализма древности от марксизма, потому и не понимает борьбы материализма и идеализма в античности. Очень консервативным течением в Риме был неоплатонизм. По логике Домбровского противники неоплатоников должны были стоять на материалистических позициях. Между тем ими были отцы церкви. Считает ли их т. Домбровский «материалистами»?
