Александр Боханов - Павел I

Затем я отправился в конюшни, велел созвать солдат и немедленно седлать лошадей. Так как дело было зимой, то мы были принуждены зажечь свечи, яркий свет которых тотчас разбудил весь полк. Некоторые из полковников упрекнули меня в том, что я так «чертовски спешу», когда до четырех часов еще времени достаточно. Я не отвечал, но так как, зная меня, они рассудили, что я не стал бы действовать таким образом без уважительных причин, то все они последовали моему примеру каждый в своем эскадроне. Тем не менее, когда я приказал заряжать карабины и пистолеты боевыми патронами, все они возражали, и у нас вышел маленький спор; но так как я лично получил приказания от Его Высочества, они пришли к убеждению, что я, должно быть, прав, и поступили так же, как и я.

Между тремя и четырьмя часами утра меня вызвали к передовому караулу у ворот. Тут я увидел Ушакова, нашего полконого адъютанта, «Откуда Вы? Вы не ночевали в казарме?» — спросил я его.

— Я из Михайловского замка.

— А что там делается?

— Император Павел умер, и Александр провозглашен Императором.

— Молчите! — отвечал я и тотчас повел его к генералу, отпустив поставленный мной караул.

Мы вошли в гостиную, которая была рядом со спальней. Я довольно громко крикнул: «Генерал, генерал, Александр Петрович!». Жена его проснулась и спросила: «Кто там?» — «Полковник Саблуков, сударыня». — «А, хорошо», — и она разбудила своего мужа. Его Превосходительство надел халат и туфли и вышел в ночном колпаке, протирая глаза, еще полусонный.

— В чем дело? — спросил он.

— Вот, Ваше Превосходительство, адъютант, он только что из дворца и все вам скажет…

— Что же, сударь, случилось? — обратился он к Ушакову.

— Его Величество Государь Император скончался: он умер от удара…

— Что такое, сударь? Как смеете вы это говорить! — воскликнул генерал.

— Он действительно умер, — сказал Ушаков. — Великий князь вступил на престол, и военный губернатор передал мне приказ, чтобы Ваше Превосходительство немедленно привели полк к присяге Императору Александру.

Он сказал нам тоже, что Михайловский замок окружен войсками и что Александр с женой Елизаветой переехал в Зимний дворец под прикрытием кавалергардов, которыми предводительствовал сам Уваров.

Убедившись в справедливости сообщенного известия, генерал Тормасов сказал мне по-французски:

«Eh bien, mon eher Colonel, faites sortir le rägiment, präparez le pretre et 1‘Evangile et räglez tout cela. Je m'habillerai et je descendrai tout de suite».[183]

Ушаков в заключение прибавил, что генерал Беннигсен был оставлен комендантом Михайловского замка.

12 марта, между четырьмя и пятью часами утра, когда только что начинало светать, весь полк был выстроен в пешем строю на дворе казарм. Отец Иоанн, наш полковой священник, вынес крест и Евангелие на аналое и поставил его перед полком. Генерал Тормасов громко объявил о том, что случилось; Император Павел скончался от апоплексического удара и что Александр I вступил на престол. Затем он велел приступить к присяге. Речь эта произвела мало впечатления на солдат: они не ответили на нее криками «ypal», как он того ожидал. Он затем пожелал, чтобы я в качестве дежурного полковника поговорил с солдатами. Я начал с Лейб-эскадрона, в котором служил столько лет, что знал в лицо каждого рядового. На правом фланге стоял рядовой Григорий Иванов, примерный солдат, статный и высокого роста. Я сказал ему: «Ты слышал, что случилось?»

— Точно так.

— Присягнете вы теперь Александру?

— Ваше Высокоблагородие, — ответил он, — видели ли Вы Императора Павла действительно мертвым?

— Нет, — ответил я.

— Не чудно ли было бы, — сказал Григорий Иванов, — если бы мы присягнули Александру, пока Павел еще жив?

— Конечно, — ответил я.

Тут Тормасов шепотом сказал мне по-французски;

— Cela est mal, arrangez cela[184].

Тогда я обратился к нему и громко по-русски сказал: «Позвольте мне заметить, Ваше Превосходительство, что мы приступаем к присяге не по уставу: присяга никогда не приносится без штандартов». Тут я шепнул ему по-французски, чтобы он приказал мне послать за ними. Генерал сказал громко:

— Вы совершенно правы, полковник, пошлите за штандартами.

Я скомандовал первому взводу сесть на лошадей и велел взводному командиру, корнету Филатьеву, непременно показать солдатам Императора Павла живого или мертвого.

Когда они прибыли во дворец, генерал Беннигсен в качестве коменданта дворца велел им принять штандарты, но корнет Филатьев заметил ему, что необходимо прежде показать солдатам покойника.

Тогда Беннигсен воскликнул: «Mais c‘est Impossible, II est abime, fra-casse, on est actuellement ä le peindre eti l‘arranger!».[185]

Филатьев ответил, что, если солдаты не увидят Павла мертвым, полк отказывается присягнуть новому Государю. — «Ah, та foii — сказал старик Беннигсен, — s'ils lui sont si attaches, Ils n‘ont qu‘ä le voir».[186] Два ряда были впущены и видели тело Императора.

По прибытии штандартов им были отданы обычные почести с соблюдением необходимого этикета. Их передали в соответствующие эскадроны, и я приступил к присяге. Прежде всего я обратился к Григорию Иванову.

— Что же, братец, видел ты Государя? Действительно он умер?

— Так точно, Ваше Высокоблагородие, крепко умер!

— Присягнешь ли ты теперь Александру?

— Точно так… хотя лучше покойного ему не быть… А впрочем, все одно: кто ни поп, тот и батька.

Так окончился обряд (присяги), который по смыслу своему долженствовал быть священным таинством; впрочем, он всегда и был таковым… для солдат…

Теперь я буду продолжать свое повествование уже со слов других лиц, но на основании данных, самых достоверных и ближайших к тому времени, когда совершилась эта ужасная катастрофа.

Вечером 11 марта заговорщики разделились на небольшие кружки. Ужинали у полковника Хитрова, у двух генералов Ушаковых, у Депрерадовича (Семеновского полка) и у некоторых других. Поздно вечером все соединились вместе за одним общим ужином, на котором присутствовали: генерал Беннигсен и граф Пален. Было выпито много вина, и многие выпили более, чем следует. В конце ужина, как говорят, Пален будто бы сказал: «Rappelez-vous, Messieurs, que pour manger d'une omelette II faut commencer par casser les oeufs».[187]

Говорят, за этим ужином Лейб-гвардии Измайловского полка полковник Бибиков,[188] прекрасный офицер, находившийся в родстве со всей знатью, будто бы высказал во всеуслышание мнение, что нет смысла стараться избавиться от одного Павла; что России не легче будет с остальными членами его семьи и что лучше всего было бы отделаться от них всех сразу. Как ни возмутительно подобное предложение, достойно внимания то, что оно было вторично высказано в 1825 году во время последнего заговора, сопровождавшего вступление на престол Императора Николая Первого.