Станислав Хабаров - С высоты птичьего полета

Ознакомительный фрагмент

Мы бродили потом по эспланаде Инвалидов. Было пусто вокруг, далеко впереди подростки выгуливали огромных псов, в стороне на скамье под деревьями целовались лесбиянки. Триер и Лёня Горшков улеглись на газонную траву и закурили.

– Ложись, – скомандовал мне Триер.

– Нет, – возразил я, словно совершал акт гражданского мужества.

Бесцеремонность Триера рождала во мне страсть противоречия:

– Я и дома на траве не лежу.

Между тем «старшие товарищи» не обращали внимания на меня. Они лежали и курили, образуя живописную группу «Перекур на траве». Триер вдруг взглянул с недоумением на меня, как будто комар об особом мнении объявил или зафилософствовал вдруг.

Потом мы прошли по мосту Александра Третьего до Пти– и Гран-пале. Афиша на нём извещала о выставке мраморных и восковых скульптур: от шестиметровой святого Михаила до тридцатисантиметровой купальщицы.

Триер постоянно изрекал, я возражал. В конце концов мы надоели друг другу.

– Пока, – объявил Триер, отправляясь в гостиницу, а мы пошли с Леонидом по Елисейским полям и, так как дело было к вечеру, в конце концов очутились на набережной Нью-Йорка, у моста, где, применяя подручные средства, пристроив на парапете камеру, сфотографировали, умещая в кадр, светящуюся Эйфелеву башню.

Дни и ночи

Отсюда, из парижского далека, тулузская жизнь выглядит провинциальной. Это касается и гостиничного интерьера: обои прямо под потолок, их крупный рисунок, свет где-то в стороне, а не над рабочим столом, отсутствие телевизора в номере. В Тулузе телевизор был общий, один, в коллективной просмотровой, а здесь индивидуальный, в номере.

Его включали проснувшись, хотя можно было смотреть всю ночь или в безвременье под утро, когда повторялись зацикленные новости. Важна для нас и синоптическая карта. Она не требует перевода. Местами на ней чернели тучи с пролившимся дождем и облака, из-за которых выглядывало солнце именно в той степени, в какой прогнозировались солнце и облака. Рядом стояли цифры температуры воздуха. Как правило, карту комментировали молодые женщины. Ведущие с ними весело шутили, и погода подавалась легко и весело. Затем начинались последние известия. Раз среди них мелькнуло знакомое: Земля из космоса, ажурная ферма, уходящая в космическую темноту, а рядом неуклюжие фигурки в скафандрах.

Что это было? Проведенный уже после нашего отъезда выход или прежние кадры? В целом «Маяк» готовился в ошеломляющем темпе. В начале 1985 года согласовывались его стратегия и планы. В мае очередной экипаж уже знакомился с аппаратурой, а через месяц она уже ушла на орбиту.

Так что же было теперь? Ведь планировался ещё один дополнительный выход в открытый космос. Неужели его провели теперь без меня? Мы расспрашивали французов. Но нет, это просто была ретроспективная передача. Вспоминали трагедию «Челленджера», наш выход, и в итоге изрекалось лестное: в настоящее время только Советский Союз выводит людей в космос.

Трагедия «Челленджера» оставалась у всех в памяти. В начале года один из четырех американских челночных кораблей «Челленджер» взорвался на глазах потрясенных зрителей через минуту после старта.

«Челленджер» означает – «бросающий вызов». В справедливости его названия никто не сомневался. Рональд Рейган после третьего полета так поздравил экипаж, взлетевший и приземлившийся в ночное время: «Ваш полёт еще раз продемонстрировал надежность и пригодность космических челноков для любых работ в космосе».

«Сегодня утром между 72-й и 75-й секундами после запуска, – сообщили американские агентства, – челночный космический корабль „Челленджер” превратился в гигантский огненный шар и взорвался. Семь членов экипажа, в числе которых была Криста Маколифф из города Конкорд, штат Нью-Гэмпшир, по всей вероятности, погибли. Обломки космического корабля, стоившего 1,1 миллиарда долларов, рухнули в Атлантический океан приблизительно в милях от космодрома, расположенного на мысе Кеннеди…»

Астронавт Джудит Резник с Кристой Маколифф – финалисткой конкурса «Учитель в космосе» – составляли женскую часть экипажа. В ходе этого полета планировалось запустить и снова взять на борт челночного корабля ИСЗ, который должен встретиться с кометой Галлея. Намечался вывод и спутника связи, который стал бы частью коммуникационной системы корабля.

Криста Маколифф готовилась провести два урока по 50 минут из космоса, которые бы транслировались для сотен школ. И вот она погибла на глазах отца, матери, мужа, детей, третьеклассников её класса.

По трагической случайности искорёженный осколок «Челленджера», поднятый после катастрофы с океанского дна, имел надпись «Аварийный выход». Но выхода не было.

Трагедия разразилась именно в тот день, когда Америка добилась выдающегося космического достижения. Автоматический «Вояджер-2» через восемь с половиной лет полета передал на Землю уникальные снимки Урана. На борту «Вояджера» имеется визитная карточка землян – золотая пластинка, послание разумным обитателям космоса. Из-за катастрофы в пилотируемых полетах Америки первоначально был объявлен полугодовой перерыв, но затем последовали взрывы ракет «Титан-34Д» и «Дельта», повлекшие за собой длительный перерыв – на всё время нашего проекта.

Этот год всем раздавал непереносимые удары. О событиях в Чернобыле я узнал на первомайской демонстрации. Впрочем, толком никто ничего не знал. Мы шагали мимо праздничной трибуны подмосковного городка, кричали «ура» в ответ на здравицы в честь покорителей космоса и вполголоса обсуждали событие, масштабы которого тогда никто не представлял. Много позже будет заявлено: «Мы пережили атомную войну…», а тогда, в мае 1986-го наши газеты наводили, как говорится, тень на плетень.

«Правда» напечатала заметку «Пожар на английской АЭС». В эти же дни на пресс-конференции для журналистов в пресс-центре МИД упоминалась авария в США в 1979 году и было сообщено, что 26 апреля в 1 час 23 минуты на четвертом блоке Чернобыльской АЭС произошла авария с частичным разрушением активной зоны реактора. «По результатам систематического контроля радиоактивного загрязнения местности на территории Украинской, Молдавской, Белорусской ССР уровень радиации не превысил нормы радиационной безопасности, установленной МАГАТЭ и Минздравом СССР».

В своих посмертных записках академик В. А. Легасов писал: «…мне тогда и в голову не приходило, что мы движемся навстречу событию планетарного масштаба, событию, которое, видимо, войдет навечно в историю человечества, как извержения знаменитых вулканов, гибель Помпеи или что-нибудь близкое к этому…

…Когда мы подъезжали к станции, поразило небо. Уже километров за 8-10 до неё было видно малиновое зарево… Начались облёты, внешние осмотры состояния 4-го блока. В первом же полёте было видно, что реактор полностью разрушен, верхняя плита, герметизирующая реакторный отсек, находилась почти в вертикальном положении… Из жерла реактора постоянно истекал белый в несколько сот метров высотой столб продуктов горения, видимо графита, а внутри реакторного пространства было видно отдельными крупными пятнами мощное малиновое свечение…»

Конец ознакомительного фрагмента