Лагарп. Швейцарец, воспитавший царя - Андрей Юрьевич Андреев

представители других профессий из Швейцарии – врачи, священники, ученые, учителя[51]. Так, в 1724 году по просьбе консистории реформатской общины Санкт-Петербурга сюда из Женевской академии был прислан пастор Робер Дюнан, благодаря которому в Адмиралтейской части была заложена церковь для франкоязычных протестантов. Большой вклад внесли уроженцы Швейцарии в развитие Петербургской Академии наук – там практически с момента основания работали математики из Базеля, братья Николай и Даниил Бернулли и Леонард Эйлер, а в 1772 году при содействии Эйлера в Россию прибыл еще один представитель базельской математической школы Николай Фусс. Основной причиной, по которой ученые столь охотно отправлялись в далекую Россию, являлась нехватка мест в швейцарских университетах и академиях, где количество кафедр было небольшим, да к тому же они (подобно магистратам) были «забронированы» за представителями нескольких привилегированных семейств[52].

Среди офицеров русской армии середины XVIII века, имевших швейцарское происхождение, следует выделить Шарля Эммануэля де Варнери (1720–1786), едва ли не первого выходца из земли Во в России, уроженца города Морж на Женевском озере (по соседству от Ролля, где родился Лагарп). Он в 1738 году поступил на русскую службу, успев уже до этого повоевать в армиях Пьемонта и Австрии, и принял участие в Русско-шведской войне в чине капитана гренадеров. В 1742 году он перешел на прусскую службу, где продолжил успешную военную карьеру.

Во второй половине XVIII века количество профессий, представленных эмигрантами из Швейцарии в России расширяется: так, Екатерина II пригласила швейцарских часовщиков и ювелиров, а также благодаря ее указам 1760-х годов о призыве иностранных колонистов швейцарцы приняли участие в создании сельскохозяйственных поселений на Волге, хотя здесь они по количеству заметно уступали выходцам из немецких земель. Стоит подчеркнуть, что в отличие, например, от швейцарской эмиграции в Америку эмиграция в Россию никогда не была массовым отъездом крестьянства (то есть бедных слоев населения), а ориентировалась на средние слои и дворянство. Швейцарские же сельские колонии на юге Российской империи, получившие в дальнейшем широкую известность, появились только при императоре Александре I, в первые десятилетия XIX века[53].

За весь XVIII век в Российскую империю прибыло около тысячи уроженцев швейцарских кантонов и союзных земель[54]. Некоторые из них приблизились к Императорскому двору, который не миновала общеевропейская «мода на Швейцарию». В начале 1780-х годов, после возвращения из заграничного путешествия великого князя Павла Петровича в его дворцовом комплексе в Гатчине была устроена «молочная ферма» в альпийском стиле, где трудились приглашенные швейцарцы из Оберланда, а в Павловске – домик-шале. Тогда же история фиксирует и обратное явление: регулярные визиты русских на берега Женевского озера. Так, уже с середины 1750-х годов в поместье возле Моржа обосновалось дворянское семейство Головкиных, в начале 1780-х в Лозанне жили представители аристократических фамилий России – светлейший князь Григорий Григорьевич Орлов и граф Григорий Кириллович Разумовский. Все это способствовало активизации контактов с землей Во, и неудивительно, что поток воспитателей и воспитательниц оттуда в русские дворянские семьи постоянно увеличивался.

* * *

Итак, данная глава позволила рассказать из какой удивительной страны – не только для читателя, который впервые знакомится с историей Швейцарии, но и для искушенного исследователя-историка! – приехал в Россию Фредерик-Сезар Лагарп. На протяжении более двух тысяч лет ее область лежала в центре важных исторических событий. Государственность Швейцарии возникла на рубеже XIII–XIV веков из стремления к свободе и взаимопомощи нескольких альпийских общин, а затем разрослась на значительную территорию и приобрела собственную мощь настолько, что смогла полностью освободиться от внешней опеки и даже сама претендовала некоторое время, в конце XV – начале XVI века, на положение доминирующей силы в стратегически важном альпийском регионе, способной вести успешные завоевания за его пределами. Затем на смену экспансионистской политике пришли нейтралитет и наемничество. Реформация создала в стране редкую ситуацию, когда, несмотря на политическую разобщенность, религиозные конфликты друг с другом, на полный государственный суверенитет, которым обладал каждый член Конфедерации и связанные с ними «союзные земли», они все-таки сохраняли единство и даже создали фундамент для общей истории в виде «швейцарского мифа».

Лагарп прекрасно видел эти противоречия, он жил в их окружении. С одной стороны, он вырос в культуре, где активно распространялись идеи «гельветизма», формировавшие единую национальную идентичность, которая основана на культе Рютли, Вильгельма Телля, Винкельрида и других героев, на «горных добродетелях» простых крестьян и пастухов, воспетых Галлером и Руссо. С другой стороны, Лагарп прожил детство и молодые годы на подчиненной кантону Берн территории, видел высокомерие, несправедливость и жадность власти со стороны «бернских господ», понимал, что республиканский строй в швейцарских городах давно выродился в олигархию, которая вовсю подражает французскому королевскому двору. Это означало, что за ту «альпийскую свободу», без которой Лагарп не мыслил своей жизни, нужно бороться – или искать счастья в других странах. Поэтому отъезд Лагарпа со своей родины следовал многолетним традициям швейцарской эмиграции, в особенности для земли Во.

При этом, попав в Россию, Лагарп оказался в стране, которая несколько десятилетий как благоприятствовала приезжим из Швейцарии и где уже жило достаточно много ее уроженцев, в том числе и в столице, в непосредственной близости от двора. Но именно Лагарп открыл череду швейцарских учителей и воспитателей для будущих русских самодержцев и других членов Императорской фамилии – и эта заложенная им традиция перейдет в XIX век и сохранится до самого падения монархии в России.

Глава 2

Адвокат с берегов Женевского озера

(1754–1782)

Городок Ролль лежит прямо на берегу Женевского озера. У него идиллические окрестности – пологие склоны гор, пастбища и виноградники, где изготавливают превосходное белое вино сорта «шасла» (фр. Chasselas), о котором знают только внутри Швейцарии, поскольку там же его полностью и выпивают.

Около 1260 года графами Савойскими здесь был заложен замок, типичная средневековая крепость с четырьмя башнями, обращенная одной стороной к озеру, а другой – к большой дороге из Лозанны в Женеву. После ухода савойцев в середине XVI века в нем обосновалась знатная семья из Берна – Штейгеры, которые были одновременно и владельцами замка с титулом баронов, и главами местной администрации (вплоть до самой революции 1798 года). Не чувствуя более никакой угрозы, они велели засыпать ров, разбили сад и превратили замок в увесетельное сооружение (даже пристроили со стороны озера изящную башенку, со всех сторон окруженную водой). Вдоль большой улицы, идущей от замка вдоль озера и стоит до сих пор дом (его официальный адрес – Grand-Rue, № 5), где 6 апреля 1754 года появился на свет Фредерик-Сезар Лагарп.

Молодые годы Лагарпа: семья, образование, карьера

По своему рождению Лагарп принадлежал к благородной фамилии, которая пользовалась уважением в обществе. Она относилась к местному дворянству, поскольку распоряжалась сеньориальными правами на общины Йенс и Уттен. Фамильное генеалогическое древо, составленное в XVIII веке для подтверждения дворянского звания, начиналось с 1387 года[55], то есть, очевидно, многие поколения семьи находились на службе у Савойской династии. Но в последующую Бернскую эпоху, как Лагарп с самоуничижением писал в своих «Мемуарах», «дворянство в земле Во обладало именем, но не имело никаких привилегий»[56].

Написание фамилии Лагарпа изменялось с течением времени. Историки указывают, что первоначально эта фамилия писалась de l’Arpaz, но затем преобразовалась в de l’Harpe (произносится – Делярп, возможно, из-за ложной, но благозвучной этимологии от французского слова Harpe – арфа). Именно так наш герой подписывался в первые десятилетия своей жизни, в том числе и при царском дворе. Но уже в Петербурге 1780-х годов он стал использовать полную форму (как этого требует в данном случае норма французского языка) – de La Harpe[57]. И только с середины 1790-х годов, и особенно после переезда в Париж Лагарп подобно многим деятелям революции отбросил в своей фамилии дворянскую частицу «де» и стал писать ее в одно слово – Laharpe, откуда и идет ее буквальная траскрипция на русский язык.

Сеньориальные права – а стало быть, и доходы от крестьянских земель – в рассматриваемую