Вдова Клико. Первая леди шампанского - Ребекка Розенберг

Он снова грызет ноготь на большом пальце. – И потом, в разгар моего триумфа, я дезертировал из батальона. Просто ушел и все, Барб-Николь. Шел всю ночь и еще день, пока не рухнул на землю. Я лежал на поле и вспоминал глаза мальчишки – как из них уходила жизнь, как они застывали. – Он запрокинул голову и издает стон – так стонут одинокие, сломленные люди.

Я дотрагиваюсь до его руки, но он отдергивает ее.

– Когда меня нашли армейские, я был в невменяемом состоянии. Меня посадили в швейцарский приют для умалишенных. – Он усмехнулся. – В темную камеру с соломой на каменном полу. Мои железные наручники и ошейник были короткими и не позволяли мне лечь. Меня никто не навещал, лишь подсовывали под дверь миску с кашей. А я думал только о том, что я сделал во имя свободы. – Он закрыл лицо ладонями, и я опять увидела те неровные шрамы.

Мои собственные запястья жжет боль, когда я беру Франсуа за руку.

– Это произошло в приюте?

Он кивает и закрывает глаза.

– Тогда-то они и послали за моим отцом.

– Ты ни в чем не виноват, Франсуа. – Я тру пальцами его запястья, мне хочется стереть его воспоминания. – Ни в чем. Твое сердце было слишком нежным для войны. – Я готова отдать что угодно, лишь бы исцелить его боль, пусть даже на это уйдет вся жизнь. Мне невыносимо видеть его в таком состоянии.

Дверь кабинета распахивается, из нее вырываются облака дыма и смех. Папá, Филипп и Фурно выходят в салон c трубками в руках. Я встаю и загораживаю собой Франсуа, чтобы он успел прийти в себя.

Филипп выпускает струю дыма в украшенный фресками потолок.

– Ну, дети, мы хотим объявить замечательную новость.

Фурно ставит возле нас на столик серебряное ведро. Его черные глаза сверкают.

– Я принес бутылку исключительного шампанского. Я хочу, чтобы вы запомнили этот момент. – Он открывает пробку, нюхает ее и протягивает мне. Запах пряный и сладкий, как у винограда, созревшего в конце осени. Налив шампанское, он предлагает мне первый бокал словно святую чашу.

Франсуа отказывается от вина и глядит в окно.

Филипп машет рукой – мол, не обращайте внимания – и говорит тост:

– За Александра Фурно, за спасение наших фабрик от разорения.

– И за генерала Наполеона, – добавляет папá, и мы пьем, наслаждаясь восхитительным шампанским.

– Зачем пить за Наполеона? – спрашиваю я. – Его походы убили миллионы солдат и подрубили нашу экономику.

– Политика – дело сложное, ma cherie, – говорит Фурно. – Но одно я знаю точно. Надо всегда быть на стороне победителя. – Он поднимает бокал и пьет. Папá и Филипп присоединяются к нему. – Дело в том, что генерал Наполеон покупает у меня вино и знает, что я работаю с производителями шерстяного сукна. И вот он просит меня поставлять для Великой армии новую униформу.

Филипп хлопает моего отца по плечу.

– Для выполнения заказа Александр Фурно нанял наши компании.

– Браво, месье, – обращаюсь я к Фурно, подняв бокал. – Так это и есть секретная сделка, которую вы обсуждали?

– Никакой это не секрет, не так ли, месье Понсарден? – отрывисто говорит Франсуа. – Почему вы не говорите дочери, что требует Фурно взамен за предоставление вам этого контракта?

Папá вытирает лоб платком, подходит ко мне и сжимает мои руки своими вспотевшими ладонями.

– Mon chou… Милая моя… Я обещал нашему замечательному другу Александру Фурно, что ты станешь его женой.

– Ой, папá, вы шутите? – смеюсь я.

Расправив плечи, отец говорит возвышенным тоном, каким произносит политические речи.

– Этот брак соединит и защитит наши семьи в эти неспокойные времена и далее.

– Мне противно смотреть на вас, господа. Вы торгуетесь так, словно Барб-Николь невольница. – Франсуа презрительно фыркает.

Когда до меня доходит жестокая правда, мое сердце сжимается в пушечное ядро и взрывается.

– Папá, вы променяли меня на этот контракт?

Он наклоняет голову и устало отвечает:

– Если мы не получим этот контракт, нам придется закрыть нашу суконную фабрику.

У меня перехватывает дыхание из-за его бессердечия.

– Но я почти не знаю месье Фурно, не говоря уж про любовь.

Филипп Клико поднимает кверху палец.

– Ах… любовь приходит после свадьбы, Барб-Николь. Вот увидите. Брак – это просто деловой контракт, не так ли, господа? А нынешний контракт очень удачный.

– Для кого удачный? – взвивается Франсуа.

Дилемма обрушивается на меня как торнадо, мне кажется, что в меня летят камни и песок, мне не хватает воздуха, я не могу дышать и, чтобы не упасть, хватаюсь за ближайший стул.

Фурно снимает берет, прижимает его к сердцу и заверяет меня звучным и нежным голосом оперного тенора:

– Мы будем жить в каменном доме среди виноградников. У вас будут слуги, как и сейчас. Ваш отец сказал, что вы хотите научиться делать вино, и я научу вас всему, что вы хотите знать. – Он опускается передо мной на одно колено, достает из кармана бархатную коробочку и открывает ее. – Барб-Николь, я хочу, чтобы вы взяли свадебное кольцо моей матери. – И он тут же надевает мне на палец золотое кольцо с крупным рубином. – Coupe de foudre. – Буквально: удар молнии. Впрочем, Фурно имеет в виду любовь с первого взгляда.

– Извините, я выйду на минутку. – Схватив папа́ за рукав, я тащу его в туалетную комнату и натираю палец мылом вокруг кольца. – Вы решили продать меня как овцу? – Кольцо не снимается никак.

– Ты сама настояла, чтобы я согласился на эту сделку и спас нашу фабрику. Забыла? – отвечает папá.

– О! Ой, нет. – Я бью себя по лицу, когда до меня доходит горькая правда. – Так вот почему вы сначала не хотели брать контракт на поставку униформы?

Он кивает и достает из кармана фляжку.

Минута размышлений. Неужели я такая эгоистка, что готова пожертвовать нашими работницами, лишь бы не стать женой Фурно? И как же Франсуа? Я тереблю тастевин, двигаю его по цепочке и ломаю голову в поисках выхода. Ясность и смелость. Смелость и ясность.

Наконец, словно coupe de foudre, меня озаряет идея.

– Папá, девушка заслуживает, чтобы за ней ухаживали, прежде чем она примет предложение, верно?

– Что ты задумала?

– Я буду принимать ухаживание Фурно, а ты возьмешь контракт.

– Твое самопожертвование восхитительно! – говорит папá, обнимая меня.

– Не стоит благодарности. – Пошив мундиров будет идти полным ходом, когда я наконец решу, принимать или нет предложение Фурно.

* * *

Франсуа удаляется в свою комнату, как только я соглашаюсь на ухаживание Фурно. В надежде поговорить с ним я каждый день прихожу с папа́ в особняк Клико