Елена Арсеньева - Репетиция конца света

Ознакомительный фрагмент

Ее качнуло. И вовсе не потому, что качнулся вагон! Откуда он свалился на ее голову? И тотчас ее качнуло снова. И опять движение поезда было тут ни при чем. Просто до Алены дошло, что перед ней стоит тот самый деликатный незнакомец, к которому она совсем недавно прицепилась в метро!

И тотчас она поняла, почему такие мрачные у него глаза, почему он смотрит так неприязненно. Небось решил, что Алена преследует его!

– Это случайность! – выпалила она, ощутив, как загорелись щеки. – Я тут еду, в этом купе, я первая сюда зашла, я представления не имела, что... Это совпадение, вы не думайте!

– Да у меня и в мыслях нет ничего такого... – буркнул незнакомец, отводя глаза с таким выражением, что и слепому стало бы ясно: было, было у него в мыслях! Были самые непристойные подозрения!

– Вот и хорошо, – проворчала Алена, протискиваясь мимо него к своей полке и с оскорбленным видом плюхаясь на нее. – Вообще-то я надеялась, что поеду одна. Вы откуда взялись после отправления поезда?

– Чуть не опоздал, вскочил в последний вагон. Пока добрался сюда...

– Понятно, – с точно таким же мрачным видом, какой был у попутчика, кивнула Алена. – А может, вы доберетесь до другого купе? Тут полвагона свободно.

Он разочарованно покачал головой:

– Свободно-то свободно, но проводница мне доходчиво объяснила, что все купе заперла, дабы избавить себя от лишних хлопот.

– Ну дайте ей взятку, подумаешь, большое дело! – фыркнула Алена.

– А зачем? – высоко взлетели брови над черными глазами.

– Как так – зачем? Вы что, не хотите ехать в отдельном купе?

– Да мне как-то без особой разницы, – пожал он плечами. – А почему вы так мечтаете от меня избавиться? Вроде бы в метро я не был вам столь противен. Что же изменилось теперь? Я не храплю, просплю, как сурок, на правом боку всю ночь. Приставать к вам не стану, разве что очень попросите...

Если был более верный способ вогнать Алену в краску, то его следовало еще поискать. Она даже зажмурилась от злости. И его, этого развязного шутника, она еще считала деликатным! Почему все красивые мужики такие самонадеянные? Думает, если бог наделил его необыкновенными черными глазами, то заодно позволил оскорблять женщин?

– Я вам уже объяснила, что в метро произошло недоразумение, – выдохнула она уже на пределе сдержанности. – Понятно? Не-до-ра-зу-ме-ние! А что касается моего стремления к одиночеству, то я элементарно хочу спать и не имею никакой охоты общаться с кем бы то ни было.

– В новогоднюю ночь? – Он покачал головой. – Ну надо же, я думал оказаться оригинальным в своем желании встретить Новый год в горизонтальном положении. А оказывается, нас двое таких – сонных мизантропов. Так что успокойтесь, я вам не помешаю спать. Буду вести себя тихо, как мышка. Можем уже прямо сейчас пожелать друг другу спокойной ночи, если вам угодно. А утром я выйду в Дзержинске. Вы, скорей всего, в это время будете еще спать. Таким образом, в вашей жизни я не задержусь.

– Отлично, – кивнула Алена с самым неприветливым видом. – Тогда спокойной ночи. Может, вы выйдете, пока я переоденусь?

– Спокойной ночи. Приятных снов.

Он послушно вышел из купе.

Все еще дергаясь от возмущения, Алена стащила с себя свитер и юбку. Разве что пойти покачать права к проводнице или в самом деле дать ей денежку? Ой, неохота, сил нет. Ладно, пусть этот черноглазый располагается в ее купе. Тем паче, что тоже хочет спать и не будет буйствовать ночью. Вот же черт, она надеялась раздеться толком, а сейчас придется спать в халате. У нее ведь ни комбинации, ни лифчика, футболку захватить из дому, конечно, забыла. Еще раскроется, а он подумает...

Да пошел он со своими предположениями в сад! Дело вовсе не в них, а в ее собственной неловкости. Слишком уж она подвержена условностям, черт бы их брал!

Сделав уступку этим самым условностям, Алена надела халат, но колготки все же сняла. Надоели они ей до смерти. А в купе тепло.

Легла на бок, лицом к стене, закрыла глаза – и вдруг ощутила, что сонливость, которая донимала ее, как хронический насморк, куда-то подевалась. То есть сна не было ни в одном зажмуренном глазу. Московская предпраздничная толпа мельтешила перед закрытыми глазами, а в мозгу начали вновь оживать картины ее сегодняшних мучений. Вспыхнули плазменным огнем (куда там каким-то слабо тлевшим «Мене, текел, фарес!») строчки письма Михаила, потом снова забились мысли об инсулине, тазепаме, красавке и всем прочем, о чем она размышляла сегодня с таким мазохистским упоением.

И ужалило ужасом: неужто в самом деле придется умереть?! Но кому, кому от этого станет хуже? Михаилу? Очень сомнительно, если судить по тону его письма – расчетливо-убийственному. Скорей всего, он прекрасно отдавал себе отчет в том, какое впечатление его письмо произведет на жену, а значит, ему глубоко плевать на то, что с ней произойдет. И даже если он придет, выражаясь словами поэта, слезу сронить над ранней урной, Алена-то все равно об этом никогда не узнает! Что-то плохо верится ей в постзагробное существование. И тем хуже, если оно все же имеет место быть. Каково ей будет после смерти узнать о полном равнодушии Михаила к ее кончине. А если он вдруг впадет в отчаяние от раскаяния, это тем более огорчит ее там, на том свете. Так что куда ни кинь, все клин.

Как он мог, как мог?! Ведь любил ее, правда любил, и где теперь эта любовь? Из тьмы пришла и во тьму канула. Улетела...

Она так глубоко задумалась, что чуть не вскрикнула, расслышав за спиной осторожное шуршание. Черт, совершенно забыла о попутчике. Вот ведь противный тип. Обещал, что будет вести себя тихо, как мышка, а сам шуршит. Хотя, с другой стороны, мышки-то как раз обожают шуршать...

Эх, нет на него кошки! Алена вдруг представила, как отреагирует попутчик, если она ни с того ни с сего замяукает, – и с трудом подавила истерический смешок. Строго говоря, эта бредовая мысль сама по себе являлась не чем иным, как порождением истерического состояния, в котором она пребывала весь вечер. Нервы были не просто натянуты – они дрожали от напряжения, и поэтому она вскочила с криком ужаса, когда за спиной вдруг раздался громкий хлопок, а потом на нее хлынула какая-то холодная, шипящая жидкость.

Обернулась, в первую минуту ничего не видя от ужаса, тряся мокрыми волосами, с которых летели капли, потом вдруг зрение вернулось, и она увидела напротив своего случайного знакомца из метро (он же – нежеланный попутчик), который сжимал в руках... бутылку шампанского. Пена, окатившая Алену, все еще лезла из горлышка.

– Господи! – растерянно сказал попутчик. – Извините! Я и предположить не мог... Из чего это сделано, интересно?! Не бутылка, а огнетушитель какой-то!