Лаврентий Берия - «С Атомной бомбой мы живем!» Секретный дневник 1945-1953 гг

Ознакомительный фрагмент

Да, к началу 50-х годов в советском обществе возникали новые и нездоровые тенденции, связанные, как это ни странно, с ростом мощи и возможностей страны.

Берия это понимал, но этот момент волновал его постольку-поскольку. Делами государственной безопасности занимались другие, он их даже не курировал. К тому же у Берии весной и летом 1949 года хватало проблем с завершением работ по первой советской атомной бомбе РДС-1.

Подчеркну ещё раз: контроль работы МГБ не входил в круг кураторских обязанностей Лаврентия Павловича как одного из замов Предсовмина СССР. Как я уже сообщал читателю, в соответствии с постановлением ПБ от 8.02.47 г. Берия курировал только МВД СССР, а вопросы госбезопасности были сосредоточены в так называемой «семёрке», куда Берия входил лишь как один из её членов. А с 17.09.47 г. по инициативе Молотова наблюдение за работой МГБ было возложено на секретаря ЦК А. А. Кузнецова — того самого. С конца 1949 года этим занимался, насколько мне известно, уже Хрущёв, что сегодня тщательно замалчивается.

Для моральной и политической характеристики Н.А. Вознесенского не мешает напомнить историю с его книгой «Военная экономика СССР в период Великой Отечественной войны», изданной в 1948 году.

Выглядит невероятным, но тем не менее это — факт: в 1948 году, при живом Сталине и живущих в полном составе членах Государственного комитета обороны, в СССР была издана книга, фактически игнорирующая роль ГКО в войне. Я, к сожалению, не имею этой книги в своём распоряжении, и поэтому сошлюсь на компетентную информацию историка Юрия Николаевича Жукова, который сообщает, что на 189 страницах первого издания книги Вознесенского ГКО упоминался всего три раза, при этом без раскрытия его состава и распределения обязанностей между его членами.

Книга была полна фальшивыми славословиями Сталину, но в ней отсутствовали имена Молотова, Берии, Маленкова и даже политически аморфного к тому времени Микояна. Как справедливо замечает Ю. Жуков, их имена, как бы предвосхищая события (то есть — будущее величие уже самого Вознесенского), вычёркивали из будущей истории страны. Зато стоящим рядом со Сталиным экономическим организатором Победы естественно виделся сам автор «эпохального труда» — великий и непревзойдённый Николай Александрович Вознесенский.

Автор получил за свой «научный труд» (его собственная «скромная» оценка) Сталинскую премию и премиальные 200 тысяч рублей передал четырём детским домам в Горьковской и Тульской областях. Это было, конечно же, саморекламой. И, пожалуй, с далеко идущими целями.

Ещё одна любопытная деталь. Книга Вознесенского — вне сомнений, стараниями начальника Управления кадров и секретаря ЦК Кузнецова — рекомендовалась в качестве учебного пособия кафедрами и учёным советом Высшей Партийной Школы (ВПШ) при ЦК ВКП(б). Она присутствовала в программах по политэкономии и основам советской экономики, изданных в 1948 году, а также в программе по диалектическому и историческому материализму, изданной в 1949 году.

Как видим, «ленинградцы» уже не только в «учёные», но и в «хвилософы» лезли! И кое-кто их в эти «эмпиреи» усиленно пропихивал. Так, например, в теоретическом органе ЦК журнале «Большевик» (будущий «Коммунист») некто Гатовский разразился в январе 1948 года хвалебной рецензией на книгу Вознесенского, превознося её якобы выдающееся политическое и теоретическое значение. Кончилось тем, что Сталину эта возня надоела, и 13 июля 1949 года вышло постановление ПБ о журнале «Большевик» с решением о замене главного редактора и редколлегии. При этом основным мотивом для такого решения было названо «угодническое восхваление» в журнале «книжки» (оценка явно Сталина) Вознесенского.

К слову… Этот самый Лев Маркович Гатовский (1903 — не ранее 1996), расцвет которого как «учёного» пришёлся на хрущёвско-брежневские годы, с 1939 года работал в Институте экономики АН СССР, в 1947–1949 годах заведовал кафедрой в ВПШ при ЦК, в 1954 году стал соавтором учебника «Политическая экономия», с 1958 по 1965 год был главным редактором журнала «Вопросы экономики», а в 1965 году стал директором Института экономики АН СССР и благополучно директорствовал там долгие годы. В 1970 году издал «научный труд» «Экономические законы и строительство коммунизма», а к 1996 году всё еще подвизался в стенах антикоммунистического Ин-та экономики РАН в должности главного научного сотрудника. Такова та «кукушка», которая захваливала «петуха» Вознесенского.

Мы всё удивляемся: с чего бы это советская экономика стала с какого-то момента пробуксовывать? А вот с подачи таких «учёных» и стала…

В завершение этого комментария стоит, пожалуй, привести извлечение из речи Хрущёва перед активом Ленинградской партийной организации 7 мая 1954 года. Хрущёв и Генеральный прокурор СССР Руденко приехали в Ленинград с двумя целями: оправдать произведённую хрущёвским ЦК КПСС «реабилитацию» «ленинградцев» и подготовить процесс над Абакумовым, которого ни к селу, ни к Питеру приплели к «банде Берии». В декабре 1954 года Абакумова и его подельников судили в Ленинграде и там же расстреляли.

Задачей Хрущёва было максимально замарать Берию и Абакумова и максимально обелить Вознесенского и Кузнецова. И вот что он говорил об этих «невинных жертвах сталинизма» (по неправленой стенограмме):

«…Известно, что тов. Кузнецов и другие допускали разные излишества, выпивки допускались. Ведь это факт. И расходование средств государственных не по назначению допускалось, и бахвальство, и некоторое (ну-ну. — С.К.) зазнайство. Было же это все товарищи. Он болтал в Москве о том, что мы, мол, ленинградцы, люди особого склада. Не понимаю, какой это особый склад? Тогда давайте укажите, чтобы мы этот «склад» заметили, а то начинают говорить: ленинградцы — люди особого склада, москвичи — особого склада, киевляне — тоже особого склада… Что за чепуха?

<…>

Можно по-разному относиться к Вознесенскому. Очень многие члены Политбюро не уважали Вознесенского за то, что он был хвастлив, груб, к подчинённым людям относился по-хамски…».

Видно, очень уж набрыд Вознесенский даже Хрущёву, что он так оценил его в такой ситуации.

Забавно, что, ляпнув сгоряча этакое, Хрущёв тут же поправился: «Но это не значит, что… Вознесенский являлся врагом. Наоборот, я глубоко убеждён (? — С.К.), что Вознесенский был честный и умный, но своенравный человек».

Курчатов снова просит разрешения ознакомить ученых с данными разведки по Сверхбомбе. Говорит, без этого не обойтись. Придется разрешить, но без осведомления о происхождении этих данных. Курчатов жалуется, что его давно считают человеком с гениальным чутьем, а он на самом деле просто пользуется нашими данными. Пришлось успокоить, что для дела это неплохо, когда руководитель имеет во всем авторитет. Тем более что Игорь — голова. А репутацию он не подмочит, мы эти данные не рассекретим никогда[194].