Роман Добрый - Шеф сыскной полиции Санкт-Петербурга И.Д.Путилин. В 2-х тт. [Т. 2]

В кабинете перед Путилиным стоял его помощник, что-то объясняя ему.

В руках Путилина была большая визитная карточ­ка, которую он рассматривал, казалось, с большим вниманием.

При моем входе помощник Путилина взглянул на меня недоумевающе.

¾ Вы разве не узнаете, голубчик, нашего дорого­го доктора, всегдашнего участника наших похожде­ний?

Помощник расхохотался.

¾ Да быть не может? Вы?!

¾ Я.

¾ Ну и чудеса начинают у нас твориться!

¾ Скажи, пожалуйста, ты никогда не слыхал о таком господине? — спросил меня Путилин, подавая визитную карточку, которую держал в руке.

Я взял карточку и прочел:

ПРОФЕССОР ЕТТОРЕ ЛЮИЗАНО

Член Римской Академии Наук,

занимающий кафедру судебной

медицины.

Рим

¾ Не знаю... — ответил я.

¾ Скажите, голубчик, чего хочет этот гос­подин? — обратился к помощнику Путилин.

¾ Он на плохом французском языке обратился ко мне с просьбой осмотреть — научных целей ради — наш криминальный музей. Наговорив кучу любезно­стей по адресу нашего блестящего уголовного сыска, он заметил, что в осмотре музея ему не было отказа­но ни в Англии, ни в Германии, ни во Франции.

¾ Вы сказали ему, что разрешение осмотра музея посторонним лицам зависит от начальника, а что на­чальник, то есть я, в настоящее время болен?

¾ Сказал. На это он ответил, что обращается с этой же просьбой ко мне, как к вашему замести­телю.

Путилин забарабанил пальцами по столу и выдер­жал довольно продолжительную паузу.

¾ Как вы думаете: разрешить ему осмотр?

¾ Отчего же нет. Неловко... Нас и так дикарями за границей считают.

¾ Хорошо. Теперь слушайте меня внимательно, голубчик: в середине осмотра вы должны выйти из комнаты под предлогом отдачи экстренных распоря­жений. Идите! Вы впустите этого чудака-профессора не ранее, чем я дам вам мой обычный условный зво­нок.

Помощник удалился.

¾ Слушай же и ты, докториус: сию минуту сту­пай туда и, лишь только во время осмотра мой по­мощник удалится, ты немедленно выйди за ним сле­дом. Понял? Профессор на секунду останется один. Следи за часами. Ровно через две минутыиди в му­зей.

Я следил за часовой стрелкой.

Минута... вторая... Я быстро направился в «каби­нет преступной музейности».

Он был пуст.

Я встал у дверей.

Где-то послышался звонок. Почти в ту же секунду дверь антропометрического музея распахнулась и в сопровождении идущего впереди помощника Путилина появилась фигура итальянского ученого-профес­сора.

Это был настоящий тип ученого: высокий, сутуло­ватый, с длинными седыми волосами, с огромными темными очками на носу.

¾ О, какая прелесть у вас тут! — шамкал на ло­маном французском языке Етторе Люизано. — Какая блестящая коллекция! В Лондоне... А... скажите, по­жалуйста, это что же? — И он указал на гроб, мрач­но вырисовывающийся на фоне этой преступно-страш­ной обстановки.

¾ Это последнее орудие преступления, профес­сор! — любезно объяснил помощник Путилина.

¾ Гроб?!

¾ Да.

¾ О, какие у вас случаются необычайные пре­ступления! — удивленно всплеснул руками итальян­ский ученый.

Начался подробный осмотр.

Профессор, живо всем интересуясь, поражал сво­им блестящим знанием многих орудий преступления

¾ Боже мой! — шамкал он. — У нас в Италии точь-в-точь такая же карманная гильотина!

¾ Простите, профессор, я вас покину на одну се­кунду. Мне надо сделать одно важное распоряжение относительно допроса только что доставленного пре­ступника... — обратился помощник Путилина к про­фессору.

¾ О, пожалуйста, пожалуйста! — любезно ответил тот.

Я направился следом за помощником.

¾ Так что, ваше высокородие... — проговорил я, скрываясь за дверью соседней комнаты.

Прошло секунд пять, а может быть, и минута. Те­перь это изгладилось из моей памяти.

Вдруг страшный, нечеловеческий крик, полный животного смертельного ужаса, прокатился в кабине­те-музее.

Я похолодел.

¾ Скорее, — шепнул мне помощник Путилина, бросаясь туда.

Мы оба бросились туда и, распахнув дверь, оста­новились, пораженные.

Гроб стоял, приподнявшись!

Из него в полроста высовывалась фигура Путилина с револьвером в правой руке.

Около гроба, отшатнувшись в смертельном страхе, стоял с поднятыми дыбом волосами ученый-профес­сор.

Его руки были протянуты вперед, словно он защи­щался от страшного привидения.

¾ Ну, господин Домбровский, мой гениальный друг, здравствуйте! Сегодня мы квиты с вами? Не правда ли? Если в этом гробу я проводил вас, зато вы встретили меня в нем же самом.

¾ Дьявол! — прохрипел Домбровский. — Ты по­бедил меня!..

На Домбровского одели железные браслеты. Он перед этим просил, как милости, пожать руку Путилину.

¾ Знаете, друг, если бы вы не были таким гени­альным сыщиком, какой бы гениальный мошенник мог получиться из вас!

¾ Спасибо! — расхохотался Путилин. — Но я предпочитаю первое.

¾ Как ты все это сделал? — спрашивал я вечером Путилина.

Триумф его был полный.

¾ Как?.. Видишь ли... И объявление, и статья — были делом моих рук. Это я их написал и напечатал. Гроб, который ты видел, был второй гроб, в дно ко­торого я и спрятался. Я был убежден, что Домбров­ский, случайно оставивший изумруд в гробу, явит­ся — при такой щедрой посуле — за ним. Когда мне подали карточку «профессора», я знал уже, что это Домбровский. Когда вы вышли из кабинета-музея, не­годяй быстро подошел к потайной части гроба и попытался найти драгоценный кабошон. В эту се­кунду я, приподняв фальшивое дно, предстал пред ним. Остальное тебе известно.

БЕЛЫЕ ГОЛУБИИ СИЗЫЕ ГОРЛИЦЫ

Я сидел с моим другом Путилиным в его кабине­те, и мы вели задушевную беседу о последних «чудесах» криминального Петербурга. В дверь постучались, и на приглашение Путилина войти перед нами выросла фи­гура дежурного агента.

— Вас домогается видеть по неотложному и важ­ному делу купец Вахрушинский, ваше превосходитель­ство... — доложил агент.

— Вахрушинский?.. — поднял брови Путилин. — Это кто же? Не этот ли миллионер?

— Должно быть, он.

— Попросите его сюда.

Через секунду в кабинет вошел высокий, тучный, кряжистый, как дуб, старик. Если бы не седые волосы густой шевелюры и длинной роскошной бороды, его нельзя бы было назвать стариком: так свеж был ру­мянец его полных щек — еще без морщин, таким молодым блеском сверкали его красивые глаза.