Есенин, его жёны и одалиски - Павел Федорович Николаев

выплыла боль души.

С этой болью я будто моложе,

И хоть снова записки пиши.

Рад послушать я песню былую,

Но не лай ты! Не лай! Не лай!

Хочешь, пёс, я тебя поцелую

За пробуженный в сердце май?

Поцелую, прижмусь к тебе телом

И, как друга, введу тебя в дом…

Да, мне нравилась девушка в белом,

Но теперь я люблю в голубом.

1924

«В захвате всегда есть скорость…»

В захвате всегда есть скорость:

«Даёшь! Разберём потом!»

Весь хутор забрали в волость

С хозяйками и со скотом.

А мельник…

Мой старый мельник

Хозяек привёз к себе,

Заставил меня, бездельник,

В чужой ковыряться судьбе.

И снова нахлынуло что-то…

Тогда я всю ночь напролёт

Смотрел на скривлённый заботой

Красивый и чувственный рот.

Я помню –

Она говорила:

«Простите… Была не права…

Я мужа безумно любила.

Как вспомню… болит голова…

Но вас

Оскорбила случайно…

Жестокость была мой суд…

Была в том печальная тайна,

Что страстью преступной зовут.

Конечно,

До этой осени

Я знала б счастливую быль…

Потом бы меня вы бросили,

Как выпитую бутыль…

Поэтому было не надо…

Ни встреч… ни вобще продолжать.

Тем более с старыми взглядами

Могла я обидеть мать».

Но я перевёл на другое,

Уставясь в её глаза,

И тело её тугое

Немного качнулось назад.

«Скажите,

Вам больно, Анна,

За ваш хуторской разор?»

Но как-то печально и странно

Она опустила свой взор…

«Смотрите…

Уже светает.

Заря как пожар на снегу…

Мне что-то напоминает…

Но что?..

Я понять не могу…

Ах!.. Да…

Это было в детстве…

Другой… Не осенний рассвет…

Мы с вами сидели вместе…

Нам по шестнадцать лет…»

«Анна Снегина», январь 1925

Поэма «Анна Снегина» автобиографична. Время действия в ней 1917–1918 годы, то есть период двух революций и коренной ломки в деревне. Но в поэме они даны вторым планом. Главное в ней – отношения поэта Сергея и наследницы имения Анны Снегиной. Они проходят на фоне ностальгических воспоминаний об их юности и сожаления о том, что былого, увы, не вернуть.

Сергей – это, конечно, сам Есенин, а Анна – Лидия Кашина, женщина в белом. Для поэта – она олицетворение душевной чистоты, осиявшей весь его жизненный путь. Память об этой женщине Сергей Александрович сохранял всю жизнь и при работе над поэмой в дымке ушедшего времени видел Лидию Кашину – мечту юности и ностальгическую грусть зрелости.

Глава 2. «Самое главное в её жизни»

Второй брак. 1917 год Есенин встретил в Царском Селе. В начале января он присутствовал на богослужении в Фёдоровском Государевом соборе. 19 февраля в трапезной Фёдоровского городка читал стихи для членов Общества возрождения художественной Руси. На торжественный завтрак Д.Н. Ломан пригласил более ста высокопоставленных царедворцев.

Дмитрий Николаевич всё надеялся, что поэт передумает и напишет что-то, восхваляющее царя. Не добившись этого, Ломан 22 февраля дал предписание Есенину выехать в Могилёв для продолжения службы во 2-м батальоне Собственного Его Императорского Величества сводного пехотного полка. Но 27 февраля грянула революция, и Сергей Александрович, по его собственному признанию, бежал с фронта.

Я бросил мою винтовку,

Купил себе «липу», и вот

С такою-то подготовкой

Я встретил 17-й год.

«Анна Снегина»

Через две недели после революции Сергей Александрович был уже в Петрограде, где случайно столкнулся с Рюриком Ивневым. Последний вспоминал:

«Был снежный и ветреный день. Вдали от центра города, на углу двух пересекающихся улиц, я неожиданно встретил Есенина с тремя, как они себя именовали, “крестьянскими поэтами”: Николаем Клюевым, Петром Орешиным и Сергеем Клычковым. Они шли вразвалку и, несмотря на густо валивший снег, в пальто нараспашку, в каком-то особенном возбуждении, размахивая руками, похожие на возвращающихся с гулянки деревенских парней.

С. Есенин и А. Ганин

Сначала я думал, они пьяны, но после первых же слов убедился, что возбуждение это носит иной характер. Первым ко мне подошёл Орешин. Лицо его было тёмным и злобным. Я его никогда таким не видел.

– Что, не нравится тебе, что ли?

Клюев, с которым у нас были дружеские отношения, добавил:

– Наше времечко пришло.

Не понимая, в чём дело, я взглянул на Есенина, стоявшего в стороне. Он подошёл и стал около меня. Глаза его щурились и улыбались. Однако он не останавливал ни Клюева, ни Орешина, ни злобно одобрявшего их нападки Клычкова. Он только незаметно для них просунул свою руку в карман моей шубы и крепко сжал мои пальцы, продолжая хитро улыбаться.

Мы простояли несколько секунд, потоптавшись на месте, и молча разошлись в разные стороны».

Озлобленность вчерашних друзей удивила Ивнева, и, вновь встретившись через несколько дней с Есениным, он потребовал объяснений. Сергей Александрович махнул рукой и, засмеявшись, спросил:

– А ты испугался?

– Да, испугался, но только за тебя.

– Ишь как поворачиваешь дело.

– Тут нечего поворачивать. Меня испугало то, что тебя как будто подменили.

– Не обращай внимания. Это всё Клюев. Он внушил нам, что теперь настало «крестьянское царство» и что с дворянчиками нам не по пути. Видишь ли, это он всех городских поэтов называет дворянчиками.

– Уж не мнит ли он себя новым Пугачёвым?

– Кто его знает, у него всё так перекручено, что сам чёрт ногу сломит. А Клычков и Орешин просто дурака валяли.

За две недели, прошедшие со дня свержения самодержавия, определиться с курсом Временного правительства было трудно, и пока он подыгрывал Клюеву, руководствуясь принципом не лезть на рожон…

17 марта Есенин был направлен Государственной думой в распоряжение Воинской комиссии, которая определила его в школу прапорщиков, но воинские лавры не прельщали поэта:

Тогда над страною калифствовал

Керенский на белом коне.

Война «до конца», «до победы».

И ту же сермяжную рать

Прохвосты и дармоеды

Сгоняли на фронт умирать.

Но