Абель-Фишер - Николай Михайлович Долгополов

Даже суровая свекровь, славившаяся трудным характером. На всякий случай она пригрозила Вилли: если с молодой женой случится что-то не так, пеняй на себя, я всегда на ее стороне. Но тут же последовало и еще одно выяснение отношений, нечто вроде ультиматума. Мол, тебя, безработного, мы, так и быть, на своей шее продержим. А жену — нет. Пора браться за дело.

И на это у Вилли было что ответить строгим папе с мамой. Через несколько недель после женитьбы произошло в его жизни еще одно событие. Может, и более знаковое? Со 2 мая 1927 года Вильям Генрихович Фишер был зачислен в органы ОГПУ.

Добро пожаловать в ЧК

Сам он впоследствии повторял: привлекли романтика разведки и уговоры друзей, уверенных, что знание языков нужно использовать на службе родины. Наверняка это тоже сыграло роль в окончательном выборе.

Но в чекисты его определил не отец, несколько лет проработавший в Коминтерне, откуда внешняя разведка уже черпала проверенные кадры. И не командиры из радиороты, где отслужил красноармеец Фишер. На работу в ОГПУ, в отдел переводов, его по-семейному рекомендовала Серафима Степановна Лебедева, старшая сестра жены, Эли. Серафима там уже трудилась — переводчицей.

Ясно, что безработного Фишера с его необычной даже для той поры биографией проверяли. Но тут за Вилли сыграли и происхождение отца-большевика, и его комсомольский фанатизм, и освоенное радиодело, и, конечно, знание языков, особенно английского.

Сам Вильям Генрихович или его начальники, кто знает, дают этому выбору профессии трактовку несколько иную. «После демобилизации, зимой 1926-го, мне предстояло устраиваться на работу. Было два предложения — научно-исследовательский институт и отдел ИНО ОГПУ. Меня привлекала и радиотехника, и романтика разведки. Товарищи доказывали, что мое знание иностранных языков необходимо использовать на службе Родине. Наконец, выбор был сделан, и со 2-го мая 1927 года я стал чекистом».

Но все же сына старого большевика здорово помурыжили. Армейская характеристика местами была совсем нелестная: «Требует внимательного руководства. Легко поддается влиянию окружающих товарищей». Но уж очень был объект подходящим для предназначавшейся работы. За ним следили пристально и вот что выследили: «Служа в Красной Армии, Фишер общался и переписывался со своими друзьями из Англии и Германии. К нему в батальон во Владимир даже приезжал член Исполкома КИМ[2]». Но, несмотря на все эти «грехи», в отдел ИНО взяли.

Этому предшествовала личная беседа — или собеседование? — с начальником ИНО Мейером (Михаилом) Трилиссером. Грозным чекистом, наводившим собственной решительностью страх и на врагов советской власти, и, отчасти, на своих подчиненных. Зачислили помощником уполномоченного Восьмого отделения. В переводе на русский, юный Фишер с первых дней попал в научно-техническую разведку. И, внимание, его прямым начальником был Александр Орлов — будущий резидент, у которого лейтенант Фишер служил в нелегальных командировках в Норвегии и Англии.

Считается, будто он начинал чистым переводчиком. Да, он корпел и над переводами, обрабатывал информацию, получаемую из-за границы, составлял аннотации к представлявшим интерес для ИНО научным статьям в зарубежных специализированных журналах. Но участвовал и почти сразу после зачисления в сугубо оперативных мероприятиях. Когда арестовали всех участников годами длившейся операции «Трест», белогвардейцы были ошеломлены. Их столько лет водили за нос! И два диверсанта, посланные из Парижа генералом Кутеповым, решились на отчаянный теракт: хотели взорвать здание ВЧК на Лубянской площади. Ночью пробрались в общежитие и даже зажгли уже шнур, подсоединенный к запрятанной бомбе. Планы спутал вышедший в туалет чекист, заметивший неладное. Потом бросили бомбу в бюро пропусков на Лубянке: комендатура была разрушена, стекла вылетели из витрин.

Бандиты скрылись, каким-то чудом исчезнув с Лубянской площади. Говорят, вскочили на ходу в проходивший мимо трамвай. И тогда всех, даже переводчиков, отправили на поиски террористов, выдав боевое оружие. Среди поднятых по тревоге был и Вилли Фишер. Его группа на след террористов не вышла.

Как рассказывал мне уже в 2001 году Борис Игнатьевич Гудзь, участвовавший на протяжении нескольких лет в операции «Трест» и доживший до 103 лет, на поимку были брошены все имевшие хоть какое-то отношение к ЧК. Найти диверсантов было делом чести. Их нашли довольно далеко от Москвы. Одного взяли, другой, поняв бесполезность сопротивления, застрелился…

Зато в следующий раз Фишеру повезло. В 1928-м врагами Страны Советов были запущены слухи: вот-вот начнется война, и все разменные серебряные монеты разом исчезли. Назначенному начальником группы Фишеру были отряжены в помощь младший командир и два курсанта. По наводке агента приехали в городок недалеко от Москвы. Промаялись целый день в доме подозреваемого, перерыли все, что только было можно. Бесполезно. Раздосадованные, пошли покурить на двор. Устроились на штабелях дров, и тут вдруг поленница рассыпалась и при падении растеклась целой серебряной россыпью. Собрали Фишер со товарищи урожай серебра в пять пудов.

Фишер, почти всю жизнь трудившийся нелегалом, не был эдаким «белым воротничком» разведки. Участвовал и в обысках, и в арестах. Постигал все необходимые в его профессии азы на практике. Однако эти мелкие оперативные эпизоды главными для начинающего разведчика не были. Характеристика, данная вскоре после начала работы в органах, разительно отличалась от той, первой. Его называли «хорошим тех. работником, очень добросовестным и аккуратным. Используется не только как переводчик, но и как пом. референта». И в завершение исключительно ободряющее: «Работник перспективный. Партийно активен… Много работает над своим образованием».

С этим и перевели в Первое отделение ИНО. Так тогда именовалась нелегальная разведка. Он тщательно изучал — или припоминал — жизнь на той стороне. Читал знакомые еще по Англии газеты. Составлял по открытой печати служебные политические и экономические отчеты, отправлявшиеся начальством неизвестно куда и кому. Совершенствовался в радиоделе, хотя уже тогда его считали здесь асом.

Рядом работал народ с биографиями схожими. Среди них — бывшие политэмигранты, поднаторевшие на подпольной работе еще до революции. Встречалось немало прибалтов, говоривших на всех языках мира. На удивление, много было матросов — они считались кадрами проверенными и наиболее надежными. Начальником Восьмого отделения был Яков Серебрянский, больше известный в органах как «дядя Яша». С ним Фишер работал чуть не с самого начала, с ним и вернулся в разведку — после отлучения обоих — уже в 1941-м.

Готовили ли его специально к закордонной, как тогда называлось, работе? В принципе — да. Ради этого