Атаман Платов. К 270-летию со дня рождения (1753–2023) - Михаил Павлович Астапенко

генерал-лейтенантом Николаем Васильевичем Иловайским 5-м и имела от него сына Павла[1277].

Пасынок Матвея Ивановича, Хрисанф Павлович Кирсанов, к этому времени стал заметной фигурой в среде боевого офицерства Дона, отличившись в ряде сражений с турками и французами. В 1806 году сражался он против французов при Домброве и Пултусске. С конца 1806 по ноябрь 1808 гг. во главе полка сражался против турок в Молдавии. С 5 мая 1809 года некоторое время состоял адъютантом у военного министра графа А. А. Аракчеева, приняв участие в ледовом переходе русских войск через Ботнический залив в войне со шведами в 1809 году. В 1811–1812 годах Хрисанф Павлович служил асессор войсковой канцелярии. В период Отечественной войны 1812 г. и Заграничных походов русской армии 1813 и 1814 годов он в составе Атаманского полка участвовал во всех крупных сражениях с французами. В конце июля 1812 года получил чин полковника. В 1817 г. являлся депутатом (представителем) дворянства Миусского округа: два года спустя назначен командиром Атаманского полка. Хрисанф Павлович за заслуги в борьбе с турками и французами был награжден орденами Святого Георгия 4-й степени, Святой Анны 2 и 4 степеней, Святого Владимира 3-й степени с мечами и 4-й степени с бантом, прусский орденом «За заслуги», алмазный перстень. Состоя в браке с Надеждой Петровной Иловайской, Хрисанф Павлович детей не имел[1278].

По возвращении на Дон Платов занялся внутренними делами Земли Войска Донского. Основной его заботой в это время стало строительство новой столицы Дона города Новочеркасска, где дела шли далеко не блестяще. Несмотря на крутые меры, а Платов прибегал даже к порке непокорных казаков, не желавших переселяться из станицы Старочеркасской в Новочеркасск, новая донская столица росла медленно. Не хватало строительных материалов, отсутствовали хорошие дороги, недоставало транспорта для перевозки строительного материала, ощущался недостаток в квалифицированных строителях.

Всю свою энергию Платов обратил на возведение Вознесенского войскового собора, заложенного в мае 1805 года, на строительство войсковой канцелярии, других общественных зданий. При нем улучшились дела войсковой гимназии, переведенной к тому времени из станицы Старочеркасской в Новочеркасск. В 1817 году, по инициативе Платова, в Новочеркасске появилась первая на донской казачьей земле типография[1279].

Не забывал атаман и о совершенствовании воинского мастерства казаков, устраивая регулярные сборы донцов. Особое внимание Платов обратил на развитие казачьей артиллерии, столь эффективно показавшей себя в борьбе с Наполеоном. В мае 1817 года он устроил под Новочеркасском лагерь для артиллерийских сборов и стрельб.

Многие знатные гости Донского края, приезжая в Новочеркасск, удостоивались атаманского приема. С особой искренностью и щедростью Платов принимал англичан, волей обстоятельств занесенных на берега Тихого Дона, благодарный «великобританскому народу за оказанный ему прием» в 1814 году. В этот период Новочеркасск посетили и были приняты атаманом капитаны Стачи, Портер, майор Чатертон, полковник Бомон. Исключительного внимания Платова удостоился английский «полковник и кавалер Жонсон» (Джонсон), начальник штаба Бомбейской армии, посетивший Новочеркасск в июне 1817 года. Он привез рекомендательное письмо давнего знакомца атамана, героя Отечественной войны 1812 года генерала Алексея Петровича Ермолова, в котором говорилось: «Милостивый государь, граф Матвей Иванович! Письмо сие будет иметь честь вручить вашему сиятельству английской службы господин полковник и кавалер Жонсон. После 26-летнего безвыездного служения в Восточной Индии в звании начальника штаба Бомбейской армии предпринял он путешествие в отечество свое чрез Персию и Россию. Встретившись нам не в дальнем расстоянии от столицы персидской Тегерана и ознакомясь по рекомендации чрез письмо ко мне английского в Персии поверенного в делах, я с ним расстался с некоторым сожалением, как с человеком отличных достоинств, вмещающим в себе с изящными качествами, наполненность опытности с обширными сведениями. Сколь ни известна мне благосклонность, с каковою вы, милостивый государь, приемлете странствующих, тем не менее, однако ж, вменяю себе за удовольствие препоручить в особенную милость вашего сиятельства господина Жонсона с сопутником его капитаном Солтером, узнав о их намерении посетить и Дон; тем паче, что сие доставляет мне неожиданно приятный случай из бесплодных степей Адирбежанских засвидетельствовать вам, милостивый государь, о чувствах искренней привязанности, ни в каком отдалении неизменяющейся, сопрягаемых с неограниченным почтением и преданностью, с коими навсегда пребыть честь имею… В селении Синджил-Абат, 8 июня 1817 года»[1280].

Душа и тело атамана не знали покоя. «Мы не рождены ходить по парку да сидеть на бархатных подушках: там вовсе можно забыть свое родное ремесло, – любил повторять он казакам. – Наше дело ходить по полю, по болотам, а сидеть в шалашах или, лучше еще, под открытым небом, чтобы и зной солнечный, и всякая непогода не были нам в тягость. Так и будешь всегда донским казаком! Всякое дело тогда и хорошо, пока всегда с ним»[1281].

Страстный поклонник всего русского, всего донского, атаман тщательно следил за тем, чтобы молодые казаки дорожили дедовскими и отцовскими традициями во всем, в том числе и в одежде. Однажды в Новочеркасске Платов, проезжавший в сопровождении полицмейстера по центральной улице в коляске, обратил внимание на двух молодых людей, одетых во фраки со светлыми пуговицами, которые сняли свои шапки, поклонившись Платову. Удивленно посмотрев на молодых людей, атаман спросил у полицмейстера:

– Куда проезжают эти «сипуташки», на Кавказскую линию, что ли?

– Никак нет, Ваше сиятельство, это – наши донские студенты, которые учатся в Харьковском университете.

– Как донские? Как же они смеют носить «сиповский» мундир, да еще с «гуциками»? Позови их сейчас ко мне…

Когда смущенные студенты подошли к атаманской коляске, Платов спросил: «Кто вы такие»?

– Студенты Харьковского университета, – робко ответили те.

– В первый и последний раз прощаю. Да смотрите, если покажетесь на улице в этих «сиповках», то непременно в тюрьму засажу. Когда вы на Дону, носите казачьи чекмени[1282].

Но время, а особенно тяжкие труды и испытания на благо отечества брали свое: здоровье Платова к этому времени резко пошатнулось. Сделав свое во славу России, он как бы уже был не нужен в мирных условиях. Его жизненной стихией являлось военное бытие, лишившись которого он чувствовал себя не нужным для обыденной, мирной жизни. Однако, он работал до конца своих дней и на призывы родственников отойти от активных дел, отдохнуть, упорно не соглашался.

– Кем вы хотите меня сделать, ребенком, что ли? – ворчливо говорил старый атаман. – На что я буду похож, если после таких трудов буду хотя на минуту искать отдохновения?!

Однако работать ему становилось все трудней и трудней. В письме А. А. Аракчееву от 20 августа 1817 года слышится жалоба смертельно уставшего от жизни и трудов человека: «Я