Читаем вместе с Толстым. Пушкин. Платон. Гоголь. Тютчев. Ла-Боэти. Монтень. Владимир Соловьев. Достоевский - Виталий Борисович Ремизов

своих помыслов <…> они помогут вам довольствоваться самим собой, ничего не заимствовать ни у кого, кроме как у самого себя, сосредоточить и укрепить свою душу на определенных и строго ограниченных размышлениях, таких, где она сможет находить для себя усладу и, познав, наконец, истинные блага, наслаждение которыми усиливается по мере познания их, удовольствоваться всем этим, не желая ни продления жизни, ни увековечения своего имени. Вот совет истинной и бесхитростной философии, а не болтливой и показной, как у первых двух упомянутых мной мыслителей (Плиний Младший и Цицерон. — В.Р.)» (1876, 1, 370 / Кн. 1, 226).

Глава «Об уединении» оказалась чрезвычайно важной в его раздумьях об уходе из Ясной Поляны. Знакомство с пометками Толстого — убедительное доказательство того, что расставание с усадьбой, где он родился, провел более 60 лет своей жизни, это не бегство, не экзальтированное сиюминутное решение, а глубоко осмысленный Толстым выбор новой формы жизни.

1910 г. Октября 28. Я. П.

«Отъезд мой огорчит тебя, — писал он жене Софье Андреевне в 2 часа ночи, покидая Ясную Поляну. — Сожалею об этом, но пойми и поверь, что я не мог поступить иначе. Положение мое в доме становится, стало невыносимым. Кроме всего другого, я не могу более жить в тех условиях роскоши, в которых жил, и делаю то, что обыкновенно делают старики моего возраста: уходят из мирской жизни, чтобы жить в уединении и тиши последние дни своей жизни.

Пожалуйста, пойми это и не езди за мной, если и узнаешь, где я. Такой твой приезд только ухудшит твое и мое положение, но не изменит моего решения. Благодарю тебя за твою честную 48-летнюю жизнь со мной и прошу простить меня во всем, чем я был виноват перед тобой, так же как и я от всей души прощаю тебя во всем том, чем ты могла быть виновата передо мной. Советую тебе помириться с тем новым положением, в которое ставит тебя мой отъезд, и не иметь против меня недоброго чувства. Если захочешь что сообщить мне, передай Саше, она будет знать, где я, и перешлет мне, что нужно; сказать же о том, где я, она не может, потому что я взял с нее обещание не говорить этого никому.

Лев Толстой» (84, 404).

До ухода

Из Дневника Л. Н. Толстого

5 мая. 1910

«Опять сонливость, слабость мозга. Ничего не писал и не брался. Читал старинных французовъ: La Boеtie, Montaigne, Larochefoucauld. Гулял. Не скажу, что на душе хорошо — сплю. Главное, нужно сознательное неделание. Отделался. Только не портить, доживая. А главное, жить только перед Богом, с Богом, Богом. Ложусь спать» (58, 44–45).

25 октября

«Встал очень рано, но все-таки ничего не делал. Ходил в школу и к Прокофию, поговорил с его сыном, отданным в солдаты. Хороший малый, обещал не пить. Потом немного о Социализме. Ездил в школу с Альмединген и потом с Душаном далеко. Вечером читал Montaign’a. Приехал Сережа. Он мне приятен. Софья Андреевна все так же тревожна» (58, 123).

После ухода

Письмо Л. Н. Толстого — дочери А. Л. Толстой

28 октября 1910 г. 7 ч. 30 м. вечера. Козельск

«Ст. Козельск.

Доехали, голубчик Саша, благополучно. Ах, если бы только у вас бы не было не очень неблагополучно. Теперь половина восьмого. Переночуем и завтра поедем, если будем живы, в Шамардино[221]. Стараюсь быть спокойным и должен признаться, что испытываю то же беспокойство, какое и всегда, ожидая всего тяжелого, но не испытываю того стыда, той неловкости, той несвободы, которую испытывал всегда дома. Пришлось от Горбачева ехать в 3-м классе, было неудобно, но очень душевно приятно и поучительно. Ели хорошо и на дороге и в Белеве, сейчас будем пить чай и спать, стараться спать. Я почти не устал, даже меньше, чем обыкновенно. О тебе ничего не решаю до получения известий от тебя. Пиши в Шамардино и туда же посылай телеграммы, если будет что-нибудь экстренное. Скажи Бате[222], чтоб он писал и что я прочел отмеченное в его статье место, но второпях, и желал бы перечесть — пускай пришлет. Варе скажи, что ее благодарю, как всегда, за ее любовь к тебе и прошу и надеюсь, что она будет беречь тебя и останавливать в твоих порывах. Пожалуйста, голубушка, мало слов, но кротких и твердых.

Пришли мне или привези штучку для заряжения пера (чернила взяты), начатые мною книги Montaigne[223], Николаев, 2-й том Достоевского, Une vie.

Письма все читай и пересылай нужные: Подборки, Шамардино.

Владимиру Григорьевичу скажи, что очень рад и очень боюсь того, что сделал. Постараюсь написать сюжеты снов и просящиеся художественные писания. От свидания с ним до времени считаю лучшим воздержаться. Он, как всегда, поймет меня.

Прощай, голубчик, целую тебя» (82, 216).

Безусловно, Монтеня меньше волновала этическая сторона ухода. Собственно, перед ним эта проблема в конце жизненного пути не стояла. Им владело стремление раскрыть психологическую и природно-родовую сторону проблемы жизни и смерти. Толстой избрал другой путь постижения коренных вопросов бытия. Он попытался связать в один узел христианский идеал, сущность и предназначение человека, смысл рождения личности и обретение ею бессмертия.

VI. Как победить страх смерти

«Освобождение Толстого» Ивана Бунина — одна из самых замечательных книг о великом русском писателе, человеке и мудреце. Толстой предстает в ней как личность, в которой неустанно шла борьба между духом и плотью и которому едва ли не перед самой смертью удалось обрести духовную свободу и стать в один ряд с величайшими мудрецами мира.

Но именно в этой книге прозвучала мысль Бунина, что Толстой господином смерти не был, ибо панически боялся ее. Так же считал и старший сын писателя Сергей Толстой. В «Очерках былого» он утверждал, что страх перед смертью всегда наводил на отца ужас и в конечном счете привел к ломке всего его миросозерцания на рубеже 1870–80-х годов.

Прикосновение к великому таинству. Смерть брата Николеньки, детей Ванечки и Маши

Толстому в одинаковой степени были ведомы неистребимость жизни и бренность всего живущего. Всю свою сознательную жизнь, думая о неизбежности смерти, он пытался проникнуть в тайну перехода из мира реального в мир иной. Смерть была его вечным спутником, и он поначалу боялся ее, при виде умирающего впадал в отчаяние, подолгу оплакивал близких ему людей. Так