Две жизни Пинхаса Рутенберга - Пётр Азарэль

— Я Пинхас Рутенберг, специалист, работающий при Сионистской комиссии. С кем я могу поговорить?

Из-за стола поднялся человек. Он подошёл и пристально взглянул ему в глаза.

— Ты случайно не сын Мойши Рутенберга из Ромен? — спросил он.

— Да, — удивился Пинхас. — А откуда ты его знаешь?

— А кто его там не знает!? Нас здесь трое из Ромен. Я — Танхум Танфилов, Иосиф Элькин и Изя Блох.

Парни, улыбаясь, присоединились к Танхуму, который, скорей всего и возглавлял кибуц.

— Мы знаем твою семью. Вот чудеса! Встретить земляка у чёрта на куличках.

Они пригласили Рутенберга сесть за стол и выпить чаю.

— Ты наверняка знаешь, что в пятом году у нас случился погром, — сказал Иосиф.

— Конечно, я помню. Я тогда написал матери. Она ответила, что им досталось тоже, но все живы-здоровы. Наверное, не хотела меня волновать.

— Вот мы трое тогда и решили эмигрировать в Эрец-Исраэль, — подключился к разговору Изя. — Приплыли на корабле с христианскими паломниками. Вначале работали в мошаве, кое чему научились. А потом подумали, что пора заняться своим делом и создать сельскохозяйственную коммуну. И приехали сюда.

— Я слышал от Сиркина, что Трумпельдор тоже принял участие в создании этого кибуца, — произнёс Рутенберг.

— Да, какое-то время он жил у нас, — подтвердил Танхум. — Потом уехал в Египет организовывать еврейский легион. Сейчас он где-то в наших местах. Недавно заезжал к нам, рассказывал, что занимается отрядами самообороны. В этом районе очень неспокойно, арабские отряды нападают на поселения и убивают наших людей.

Танхум умолк, посмотрел на Рутенберга и вздохнул. Потом спросил:

— Ты надолго к нам? Что собираешься делать?

— Сегодня переночую, а завтра утром отправлюсь по своим делам. Для этого мне потребуется лошадь. Я хочу нанять её у вас. За деньги, конечно.

— И ты будешь один разъезжать по нашему району? — запротестовал Иосиф.

— Я буду осторожен, друзья мои. Кроме того, я буду не один.

Рутенберг открыл саквояж и показал маузер. Это их не удовлетворило.

— Мы тоже вооружены и на полях работаем с ружьями за спиной. Всё же одному тебе не стоит, — попытался убедить его Изя.

— Надеюсь, со мной ничего не случится. А лишние деньги для хозяйства вам не помешают. Их мне в Париже дал Ротшильд.

— Ладно, лошадью мы тебя обеспечим, — решил Танхум. — Пойдём, я покажу, где ты будешь спать. А завтрак в шесть утра. Я тебя разбужу.

В половине седьмого Рутенберг попрощался с парнями, оседлал Эмму, так звали лошадь, и выехал из ворот Дгании. Отдохнувшая и сытая лошадь энергично бежала по обочине влажной после ночного дождя дороги. Вначале она шла по равнинному берегу озера. Потом берег стал подниматься, прижимаясь к воде своими обнажёнными коричневыми боками. Справа поблескивала под облачным небом серая гладь озера. За ним уходили ввысь и терялись в дымке отдалённые склоны Голанских высот. Вскоре показались строения Тверии, купол мечети и минарета рядом с ним, и полуразрушенные базальтовые стены крепости. Рутенберг спешился возле лавки, чтобы размять затекшие ноги, выпить кофе и запастись водой и купить что-нибудь съестное. Возле синагоги бегали и кричали дети, евреи что-то обсуждали, с любопытством поглядывая на проезжавшего на лошади Пинхаса.

С нетерпением преодолел он северный равнинный берег Кинерета — уже издалека просматривалось живописное, заросшее деревьями урочище, скрывающее место впадения Иордана в озеро. Он подъехал к реке, соскочил с лошади, давая ей время подкормиться на покатом покрытом травой лугу, а сам спустился к берегу. Течение тихо струилось, наполняя озеро прохладной чистой водой. Рутенберг посмотрел налево. Голая обнажённая возвышенность, разорванная речным руслом, поднималась на север. Там, километров двадцать отсюда, находилась, согласно полученной от британской администрации карте, долина, которая и была целью его нынешнего одинокого путешествия. Эта река сама по себе не обещала ему, мечтавшему залить страну электричеством, ничего. Всё зависело от той долины с её озёрами, болотами, речками и ручьями. А уж он-то сделает так, чтобы собрать их в единый стремительный поток и обрушить его вниз, в Кинерет. Он оседлал довольную отдохнувшую лошадь и направил её вверх, в сторону распадка. Эмма двигалась, настойчиво преодолевая подъём. Рутенберг оглянулся, и увиденное поразило его своей неожиданной мощью. Солнце, разорвав сумрачную ткань облаков, залило всё пространство внизу своими яркими лучами. Переломившись в толще вод, они окрасили озеро чистым изумрудно-голубым светом. Лошадь, поднявшая его на такую высоту, мерно дышала, и он бёдрами и икрами ног чувствовал движение её гладких боков. Подъём ещё не завершился, ему ещё предстояло пройти несколько километров, чтобы достигнуть вершины, но Рутенбергу стало ясно, что строить станцию нужно здесь.

Потом начался пологий спуск, и вдруг, с гребня высокого берега Иордана, перед ним открылась обширная долина Хула. У его ног на многие километры лежало в своём вековом спокойствии озеро, напоённое водами Иордана. К северу от него дышали топью и малярией огромной болота, полные бесхозной влаги. А дальше простирались затопляемые зимними и весенними половодьями земли. Он посмотрел на карту, на которой были прочерчены озёро, реки и ручьи. Он уже понял, где построит плотину, но ещё не знал, что делать с этим половодьем, которое должно обеспечить станцию водой. Он повернул лошадь и поехал на запад, где на восточном склоне горы Ханаан разбросала свои домики Рош Пина. Там он переночует, а завтра поскачет по долине и примет решение, от которого зависит её будущее и будущее всей этой благословенной земли.

Большинство домов поселения было построено из каменных грубо отёсанных с внешней стороны блоков, промазанных на стыках цементом, серые полоски которого задавали строениям простой геометрический орнамент. Гостиницу Рутенберг нашёл почти на самой вершине