Андрей Тарковский - Мартиролог. Дневники

Мне пятьдесят лет. Я хочу работать и нуждаюсь в работе. Я продолжаю уважать и признавать авторитет своей страны, но также хочу ответить благодарностью на гостеприимство той страны, в которой сейчас пребываю, предлагая ей свою работу еще в течение нескольких лет.

Надеюсь, Президент Пертини, что Ваше авторитетное вмешательство поможет мне быть услышанным руководством моей страны.

Заранее благодарен за то, что Вы в силах сделать.

С глубоким уважением,

Андрей Тарковский».

Вчера встречался с президентом Экспериментального центра в Риме (Киноцентр). Он дал мне письмо с приглашением для меня провести цикл киносеминаров на тему «Что такое кино» в течение 83–84 учебного года. Копию письма он отправит в Москву на имя Ермаша. Звонила Ольга. Сказала, что меня очень ждут в Америке — на фестивале (Том Лади) и продюсер, вернее, прокатчик. Что надо послать по две фотографии для виз и сообщить, откуда я поеду.

Сегодня ночью Лариса проснулась в 4.10 от звука проезжающей машины. Через десять минут она услышала шаги. Потом кто-то долго и упорно старался открыть внизу нашу дверь. Открыл и вошел внутрь. Лариса подошла к окну и никого не увидела, машины также. Через час после того, как она снова легла, кто-то вышел из нашей двери. Было 5.20 утра. Я позвонил Франко. Тот поговорил с Луиджи и выяснил, что никого из местных быть не могло, т. е. из своих. Франко говорил с Николой, и тот сказал, что вряд ли стоит беспокоиться. Вот, может быть, появился микрофон или в телефоне или отдельно. Не знаю… Я очень обеспокоен.

Никаких новостей. Был Никола. Ему кажется, что ничего страшного нет — просто «их» работа. Мне кажется, что до конца фестиваля в Москве не будет никаких решений.

Вчера к нам приезжал Кшиштоф Занусси, удивительно милый, интеллигентный человек. Поляки все надеются отстоять свою независимую линию. Напрасно! Нам же он сказал, что у меня не было другого выхода.

Завтра на два дня лечу в Лондон по поводу «Бориса».

[Текст вырезки из «Советской культуры», 21.5.1983 г., см. Приложение{11}]

Вчера вернулся из Лондона, где работал с Двигубским над макетом «Годунова». Какое несчастье, что я именно его пригласил на спектакль! Он сломался и, по-моему, болен. Создается впечатление, что он все время играет какую-то роль — роль иностранца. Вплоть до того, что ответил мне (когда я объяснил, почему я решил работать с ним по той причине, что он — русский): — «Какой же я русский?» Он хочет быть иностранцем. Боже! Какое ничтожество! И ни одной мысли, ни одной идеи! Когда я увидел впервые сделанный им (после стольких бесед и обсуждений) макет, я не поверил своим глазам. Пришлось все переделывать, переиначивать, начинать практически заново. Это называется «не повезло». Устал страшно.

В Лондоне была дикая жара, влажность и духота. Надо будет поехать туда в конце августа или в начале сентября. Но возникает проблема виз: в моем паспорте осталась только одна чистая страничка для виз, а идти в консульство (советское) бесполезно. Что же будет со Стокгольмом, Америкой и снова с Лондоном? Надо всех предупредить об этом. Может быть, будет возможность оформить мне визу на отдельных вставных страницах.

В Римини выходит «Рублев» как роман в конце месяца. Надо будет ехать туда на один день. В Милане очень заинтересовались «Сопоставлениями». Получил письмо от Луиджи Паини.

Слух от Лоры Яблочкиной («из верных источников» — что-то вроде Караганова): Тарковский остался в Италии и будет требовать сына через Красный Крест.

Анна-Лена говорит, что для разговора по поводу новой заявки «Жертвоприношения» надо ехать в Стокгольм. Это слишком сложно, надо ей позвонить и все устроить без меня. <…>

Из Москвы ни слуха ни духа… Звонил Жиляеву. Он сказал: «Я же говорил тебе, что ответа не будет». «Нехотя» взял телефон Франко «на всякий случай». Написал письмо Шауре в ЦК. В следующий приезд в Рим — отправлю.

Жду ответа от Анны-Лены по поводу новой заявки. Надо начинать работать.

23 августа в Римини праздник по поводу выхода моей книги «Рублев». Надо ехать, но не хочется из-за Тонино.

Вчера отправил письмо Шауре. Две копии. На всякий случай, если потеряется хотя бы одно…

Купил в антикварном магазине бронзовый крест с эмалью XVIII века, за 900 крон (120 долларов). Там бывают самовары, и не очень дорого.

Вчера звонил прокатчик (итало-американец Mario De Vecchi) «Ностальгии» в Америке. Очень хочет, чтобы я приехал в Америку — там намечаются два фестиваля: один у Тома Лади, другой — в Нью-Йорке. И турне: Сан-Франциско, Лос-Анджелес, Чикаго, Нью-Йорк. Я объяснил мою паспортную проблему. Он обещал помочь. Хоть мне не хочется всей этой суеты (я чувствую себя очень усталым) — надо ехать. Это поможет прокату в США.

Прочел избранное Гумилева. Боже, какой бездарный и претенциозный субъект!

Звонил Франко Терилли и сказал, что и он разговаривал сегодня с De Vecchi и что тот сказал, что у него также ко мне какое-то предложение. Обстоятельства за то, чтобы мне ехать в США и встретиться с ним во время выхода «Ностальгии» на экраны. А дубляж? Неужели он дублировал «Ностальгию»! Этого никак нельзя было бы делать. Надо картину показывать с субтитрами. Только этого не знают прокатчики, RAI наплевать, а сами они не додумаются.

Здесь, да и вообще в Италии стоит жара, какой не помнят старожилы. Сегодня на горах у выезда из Сан Грегорио вспыхнул лес. Кто-нибудь бросил окурок или может быть, еще что-нибудь… Горит уже несколько часов. С темнотой зрелище стало устрашающим. Слышен треск пожара. Хорошо хоть, что нет ветра. Неприятный какой-то, нечеловеческий, безнравственный спектакль.

Август-ноябрь 1983

В начале недели позвонил из посольства Пахомов и попросил о встрече. Я пригласил их в монтажную. Их — Пахомова и Дорохина, консула. Короче говоря, они сказали, что уполномочены мне передать официально, что ответа никакого не будет (письменного) и что для утрясения всех моих дел мне вместе с женой следует немедленно вернуться в Москву. Я сказал, что этого не сделаю. Консул сказал, чтобы я подумал и позвонил ему, когда надо будет ехать. А то, мол, как бы не было хуже. Что он имел в виду? То, что мне не дадут паспорта? Или что-нибудь другое? В Москве ходят комитетские слухи о том, что я остался навсегда. Естественно, что ходят, а то как же… Надо написать письмо Зимянину. Не помню его ни имени, ни отчества.

В Москве оклеветали итальянского журналиста (друга Тонино Гуэрра). Запутали его в какое-то уголовное дело. (В духе дела Параджанова.) И в результате, чтобы избежать суда, обменяли на Пронина, засыпавшегося кагэбиста. Итальянец этот был «большим другом СССР», что, кстати, и послужило тому, что именно его выбрали жертвой: не будет агрессивен в этой ситуации, даже защищаться не сможет. Молодцы! Ничего, впрочем, нового. И методы, и стиль — старые и испытанные.