Полное собрание сочинений в десяти томах. Том 8. Письма - Николай Степанович Гумилев

Высших женских курсов, потом — домоправительница и секретарь Вяч. Иванова. «Замятнина была старая девушка, вложившая все свое любовное и материнское чувство в семейство Ивановых, — писал М. А. Кузмин. — <...> Она не только вела хозяйство, следила за детьми, правила корректуры, подготовляла рукописи, репетировала с Лидочкой, но чуть ли не готовилась к лекциям, которые должен был читать Вяч<еслав> Ив<анович>. И самопожертвование, и требовательность, и смирение, и обидчивость, и благодарность за малейшее внимание — все соединялось в образ <...> мироносицы» (Кузмин М. Дневник 1934 года. СПб., 1998. С. 106). Ей посвящено шесть стихотворений Иванова (в сборниках «Кормчие звезды» (2 ст-ния), «Cor Ardens» (3 ст-ния); ст-ние 1917 г. «Из сонного Сочи»). М. М. Замятнина оказала большую поддержку Иванову в труднейший для поэта период после смерти Л. Д. Зиновьевой-Аннибал и его третьей женитьбы на падчерице, В. К. Шварсалон. В мае 1912 г. Замятнина уехала с Ивановыми за границу, по возвращении в Россию (август 1913 г.) поселилась с ними в Москве, где и умерла от сыпного тифа 7 апреля 1919 г.

У Замятниной были достаточно теплые отношения с Гумилевым в течение 1909 г., когда он стал частым посетителем ивановской «башни». 10 июля 1909 г. она даже гостила в Царском селе вместе с младшей дочерью Иванова Лидией и Кузминым («Провели мирно время, гуляли по парку, кат<аясь> по пруду, читая стихи, болтая» — см.: Кузмин М. А. Дневник 1908–1915. СПб., 2005. С. 151). Гумилев часто виделся с М. М. Замятниной на башне (где в то время также проживал Кузмин) и на заседаниях «Общества ревнителей художественного слова», упоминал о ней в декабрьских письмах 1909 г. по дороге в Абиссинию, и послал ей тогда же по крайней мере одно (несохранившееся) письмо в первой половине декабря 1909 г. (см. упоминание об этом в стр. 26 № 77 наст. тома). В письме к В. К. Шварсалон от 16 июня 1910 г. Замятнина описала дебют Ахматовой на «башне»: «В воскр<есенье> вечером были Гумилев с Гумильвицей (острота Юрия Ник<андровича> (Верховского — Ред.)), они на днях вернулись из Парижа. Она пишет стихи немножко под Гумилева по неизбежности, а старается писать под Кузмина. <...> Вячеслав очень сурово прослушал ее стихи, одобрил несколько одно, об остальн<ых> промолчал, одно раскритиковал <...> Гумилев б<ыл> несколько менее чопорный. У него есть хорошие стихи» (см.: Суперфин Г. Г., Тименчик Р. Д. Письма А. А. Ахматовой к В. Я. Брюсову // Cahiers du Monde russe et soviétique. XV/1–2. 1974. P. 191). Впрочем, с начала 1910 г., в связи постепенным расхождением с Вяч. И. Ивановым, общение Гумилева с Замятниной стало редким.

В записке идет речь о редактировании «протоколов» Замятниной, которые она вела во время заседаний «Академии стиха» весной 1909 г., когда Вяч. И. Иванов выступал с лекциями по теории стиха (под «прошлогодними лекциями» Гумилев имеет в виду «лекции, прочитанные в прошлый — 1908/1909 гг. — сезон»). Эти «протоколы» требовали переработки, ибо записи Замятниной были «крайне неразборчивые и невразумительные», ибо «предмет она понимала плохо и, как непривычный студент, конспектирующий лекцию, сплошь и рядом записывала не то, что важнее, а то, что легче улавливается» (см.: Гаспаров М. Л. Лекции Вяч. Иванова о стихе в Поэтической академии 1909 г. // Новое литературное обозрение. 1994. № 10. С. 90). Между тем, уже в сентябре 1909 года участники «Академии...» активно обсуждали вопрос об ее продолжении и «расширении»: помимо Вяч. И. Иванова в качестве «лекторов» планировалось участие И. Ф. Анненского и В. Я. Брюсова (в отношении последнего эти планы остались неосуществленными). В октябре, как отмечено в дневниках М. А. Кузмина (записи от 18, 19 октября 1909 г.) Гумилев и Иванов имели продолжительные беседы о дальнейшей работе «Академии стиха», а 21 октября 1909 г. состоялось заседание, открывшее «второй сезон» ее работы (см.: Кузмин М. А. Дневник 1908–1915. С. 178). Неизвестно, когда именно возникла идея «восстановления текста прошлогодних лекций», о которой идет речь в настоящем письме (не исключено, что она предварительно обсуждалась еще летом, во время визита Замятниной к Гумилеву в Царское село), однако собственно ее реализация приходится на это «страдное» для участников «Академии...» время. Для содействия в «восстановлении» лекций Иванова по конспектам Замятниной Гумилев предполагал привлечь троих из постоянных слушателей «Академии...»: литератора и режиссера Бориса Сергеевича Мосолова (1888–1941), который учился в это время на романо-германском отделении Петербургского университета и ранее участвовал в «Кружке молодых» (см. комментарий к № 54 наст. тома), поэта и литературоведа Владимира Николаевича Ивойлова (1883–1942, псевдоним — В. Княжнин) и Е. И. Дмитриеву, вернувшуюся к этому времени вместе с Волошиным из Коктебеля (см. комментарий к № 66 наст. тома). Как и Гумилев, Ивойлов и Дмитриева присутствовали на всех «запротоколированных» лекциях 1909 г., а Мосолов пропустил только одно заседание (см.: Гаспаров М. Л. Указ. соч. С. 91–104). В дневнике М. А. Кузмина имеются записи, что Гумилев, Мосолов и Дмитриева, действительно, собрались на «башне» «в субботу» 24 октября 1909 г., затем они втроем «работали» во вторник 27-го и субботу 31-го октября (Ивойлов нигде не упоминается, вероятно, он «взял самоотвод»). Согласно записям Кузмина, совместные «занятия» Гумилева, Мосолова и Дмитриевой, иногда вдвоем, иногда втроем, продолжались всю первую половину ноября (см. записи от 3, 6, 10, 11 ноября), но затем грянул скандал, связанный с разоблачением «Черубины де Габриак» (см. комментарий к № 66), и «триумвират», естественно, распался. 17 ноября Кузмин многозначительно отметил: «Дома еще был Гумми и Бородаевский, вскоре явился и Мосолов, но не Дмитриева, которая была крайне расстроена сообщением <Гюнтера>» (Кузмин М. А. Дневник 1908–1915... С. 186).

На основе воспоминаний В. Пяста можно, однако, предположить, что работа по восстановлению лекций была все-таки доведена до конца Б. С. Мосоловым. В передаче Пяста (не упоминавшего в этой связи Гумилева или Дмитриеву), «Мария Михайловна Замятнина, интересуясь решительно всем в полной мере молодо, живо и понятливо, — несмотря на свои хозяйственные заботы, ставшие более тяжелыми после смерти хозяйки дома, помогала Б. С. Мосолову в составлении лекционных записей», и в результате «лекции «Про-Академии», записанные целиком Б. С. Мосоловым, составили бы превосходное введение в энциклопедию русского стиха...» (см.: Пяст В. Встречи. М., 1997. С. 100–101). Эти, увы, утерянные ныне записи, возможно, оставшиеся где-то в бумагах Мосолова, и явились по всей вероятности конечным плодом инициативы, о которой идет речь в письме Гумилева.

72

При жизни не публиковалось. Печ. по автографу.

Автограф — РГБ. Ф. 109. К.