Андрей Громыко. Дипломат номер один - Леонид Михайлович Млечин

который невзлюбил Горбачева и старался помешать его росту. Переговоры успехом не увенчались. Громыко понял, что его надежды стать генеральным иллюзорны. Но его голос в политбюро имел большое значение. Андрей Андреевич исходил из того, что человек – сам кузнец своего счастья, ничего не пускал на самотек и до старости не позволял себе расслабляться.

Н.А. Тихонов и председатель Советского комитета ветеранов Великой Отечественной войны П.И. Батов во время встречи в Кремле. 1 декабря 1979

[ТАСС]

Анатолий Андреевич Громыко, член-корреспондент Академии наук, лауреат Государственной премии, в 1985 году руководил академическим Институтом Африки. В последние дни жизни Черненко к нему в институт приехал Евгений Максимович Примаков.

– Примаков обладал аналитическим умом и тонким чутьем, я бы даже сказал, невероятным нюхом на аппаратные игры не только в академии, но и на Старой площади, – рассказывал мне Анатолий Громыко. – Мы с ним встречались часто.

Перед началом беседы генерального секретаря ЦК КПСС К.У. Черненко с премьер-министром Канады П.Э. Трюдо. 15 февраля 1984

[ТАСС]

Разговаривать в служебном кабинете Примаков не стал, предложил прогуляться. На Патриарших прудах Евгений Максимович взял быка за рога:

– Анатолий, дело приобретает серьезный оборот. Черненко долго не протянет. Нельзя допустить, чтобы ситуация развивалась сама по себе. Кто придет после Черненко?

Громыко-младший сразу понял: Примаков пришел не просто так, а выяснить, намерен ли Громыко-старший бороться за пост генерального секретаря. Потом в эти разговоры был вовлечен будущий член политбюро и секретарь ЦК Александр Николаевич Яковлев как близкий к Горбачеву человек.

Есть другая версия. В ней активной стороной выглядит сам Громыко. Андрей Андреевич сделал ставку на Горбачева. Закулисные переговоры взялся вести его сын Анатолий. Он по-товарищески обратился к Примакову, а тот передал конфиденциальную информацию Яковлеву.

Младший Громыко говорил Яковлеву, что отец с уважением относится к Горбачеву, а сам уже устал от МИД и мог бы поработать в Верховном Совете. Намек был понятен.

Но Горбачев колебался. Не спешил с ответом.

Почему он так долго не решался ответить Громыко? Опасался, не ловушка ли это, не провокация?.. Положение Михаила Сергеевича в тот момент было настолько шатким, что, казалось, оставшиеся в политбюро старики из чувства самосохранения вот-вот выставят его из партийного руководства. Пошли неясные слухи: Горбачева то ли переведут в Совет министров заниматься сельским хозяйством, что поставит крест на его политической карьере, то ли вовсе попросят Громыко отправить его куда-нибудь послом.

Важную роль в тех событиях сыграл главный партийный кадровик Егор Кузьмич Лигачев. В 1983 году его из Томска перевели в Москву и утвердили заведующим отделом организационно-партийной работы ЦК.

Лигачев вспоминал:

Я пришел к Горбачеву, чтобы накоротке обменяться мнениями, и Михаил Сергеевич вдруг сказал:

– А знаешь, тебя очень поддержал Громыко. Андропов, Громыко и я обсуждали кандидатуру на пост заведующего орготделом, я сказал тогда, что нужен бы человек типа Лигачева. И был приятно удивлен, что Громыко сразу поддержал: я, говорит, знаю о нем, достойная кандидатура… Это, наверное, месяца два назад было. Ну, сам понимаешь, понадобилось время на выяснение и прочее. Юрий Владимирович ведь кадры изучает тщательно.

Поддержка со стороны Громыко была для меня действительно неожиданной, даже удивительной. Дело в том, что лично мы не были знакомы, никогда не встречались, не беседовали. Я, кстати, полагал, что Андрей Андреевич обо мне ничего и не знает, только фамилию, видимо, слышал. А вот, оказывается, старейшина Политбюро меня поддерживает. Почему? Откуда ему обо мне известно?

Начал прикидывать и вспомнил, как в самом начале восьмидесятых годов меня сватали послом в одну из престижных европейских стран. На этот счет Суслов и Русаков внесли предложение на Политбюро. Об этом мне как-то рассказал Зимянин, подчеркнув, что предложение все дружно поддержали.

При этом Михаил Васильевич сказал в похвалу:

– Видишь, назначили послом в хорошую страну, даже не спросив тебя. Значит, знают, уважают…

Секретарь ЦК КПСС Е.К. Лигачев. 3 апреля 1985

[ТАСС]

Но я не поддержал шутки:

– Напрасно, между прочим, не спросили, я из Сибири уезжать не собираюсь.

– А что ты теперь сделаешь? Решение в принципе принято.

– А вот сделаю, увидите. Дальше Сибири не пошлют, а ниже, чем секретарем первичной парторганизации, не изберут. А меня и такое устроит.

Вскоре после того разговора меня вызвали к Суслову. У него в тот раз находился и Капитонов, и оба они говорили о назначении меня послом, как о деле решенном. Причем речь об этом шла как о выдвижении, о высоком доверии и поощрении за хорошую работу в нелегких сибирских условиях. Но я категорически отказывался, чем вызвал раздражение Суслова. Мои доводы он, конечно, во внимание не принял и, прощаясь, не оставил никаких надежд на то, что решение будет изменено.

На следующий день я улетал в Томск. Но в самолете, обдумав все хорошенько, решил немедленно обратиться с личной просьбой к Брежневу и сразу же принялся за письмо к нему. В нем писал, что не хочу уезжать за границу, а хочу работать в Сибири, потому что люблю этот край и именно здесь чувствую себя на месте.

К моменту посадки в томском аэропорту письмо было закончено. В тот же день фельдсвязью отправил письмо в Москву.

Через два дня мне позвонил Черненко:

– Леонид Ильич прочитал письмо. Вопрос решен в твою пользу. Можешь спокойно работать.

Вот так, наконец, была закрыта проблема с моим переходом на дипломатическую службу. В МИДе я ни у кого побывать не успел, никто из мидовцев со мной бесед не вел в связи с возможным назначением.

Но Громыко, видимо, хорошо помнил всю ту историю и мой отказ воспринял по-своему. Андрей Андреевич предпочитал направлять послами профессиональных дипломатов, прошедших основательную школу в его департаменте. Но аппарат ЦК порой навязывал ему иные кандидатуры. Мой категорический отказ от работы за границей – да вдобавок речь-то шла о престижной европейской стране! – был, видимо, единственным в своем роде. И он крепко запал в память Громыко…

А через несколько дней состоялся пленум, на котором меня избрали секретарем ЦК. Предложение вносил Черненко, который вел пленум, и сослался на мнение Андропова. Перед пленумом Константин Устинович со мной не беседовал, да и на заседание Политбюро для предварительного рассмотрения вопроса меня не приглашали.

Потом Горбачев рассказал:

– Члены Политбюро очень хорошо встретили предложение об избрании тебя секретарем. Особенно поддержали Громыко и Устинов.

Впоследствии, когда мне пришлось близко общаться с Громыко, я выяснил, что мои предчувствия оказались верными. Но даже и в ту пору, в 1984