Андрей Снесарев - Письма с фронта. 1914–1917

Ознакомительный фрагмент

Письма твои оживили мне все, что у меня самого дорогого. У вас дело налажено, мальчики учатся, девочка болтается. Это письмо – только что узнал – тебе передаст мальчик Архип, который служит генералу Павлову. Дай ему что-либо для меня; если ты переслала мне пальто, башлык, то мне надо бы еще сапоги (простые и просторные) и теплые чулки… последнее особенно важно. Архип тебе кое-что расскажет. Скажи Любови Юлиановне, чтобы она не беспокоилась о Сергее Михайловиче: к нам на фронт он приезжает сравнительно редко, более в обозе первого разряда или в тылу по хозяйственным разъездам, под огнем бывает как редкое исключение. Федорову передал о ваших встречах, он очень доволен; передай это жене, когда с нею увидишься. Архипу много не давай. Ему разрешено провезти только мне. Мысли путаются, и хочется много сказать, и забываешь, и остерегаешься. Черкни с Архипом, получаешь ли ты деньги? Я просил Пуцилло переслать тебе 1000 рублей, получила ли? Адрес пишу, как видишь; у тебя дом стоит и 11/89 и еще 11/13 … поправь, как надо. Если деньги не дойдут по адресу (у Пуцилло нап[исано] Пет[роградская] Сторона, Малый проспект, д. 11/89), то наведайся в почтовую контору. Зовут обедать. Засиделись за рассказами и просмотром юмористического журнала. Завтра, если успею, напишу еще…

А теперь, моя редкая, давай глазки, буду их целовать без конца. Целуй деток. Обнимаю и благословляю. Ваш отец и муж Андрей.

Кланяйся знакомым.

Р. S. Что нашла в Каменце? Думаю, что захватишь там Писарева. Ложусь спать, час вечера… во сне увижу тебя…

28 сентября 1914 г. Пидбуж.

Дорогой мой жен!

Архип еще не уехал, и я пишу вновь. Ты спрашиваешь, с кем я играю в карты? Я улыбнулся, читая этот вопрос. Играем в карты с австрийцами… и только. В Ходорове я сел, но через 40 минут бросил, что-то было нужно. В Барыне поиграл часа два. Всего за два с половиной месяца два раза. Совершенно никакого интереса. Так устаем, и так все, кроме нашего дела, рисуется пустым и преходящим, что не поймешь, как мог играть в мирное время. Война – это что-то особенное, она все меняет, все освещает под своим углом, все расценивает и раскладывает по-своему. О ней книги написаны, а ничего ясного не сказано.

Очень тебя в свое время обеспокоил уход Л[еонида] И[вановича] [Жигалина], ты думала, это и на мне как-либо отзовется. Ты права в том смысле, что отозвалось бы, если бы он оставался, потому что с ним можно испортить все, а с этим и свое имя, но он ушел… Это счастье для дела и для меня лично. Об этом поговорим потом. Я тебе говорил о сапогах, теплых чулках; мне еще нужны ночные рубашки, если можно, с воротничками. Кальсон у меня много (нашел на пути), а рубах нет. На походе я полюбил какао и пью его с большим удовольствием… т. е. пил, его нет у нас уже две недели. Пышки иногда устраиваются, и я блаженствую, а товарищи подшучивают. Нас небольшая штабная компания, вместе с генер[алом] Павловым (входит часто и А. Н. Ончоков), и мы живем дружно и тесно… хотели сняться, да не нашли фотографии […]. Третий день стоим на месте и облегченно вздыхаем. Осип и Сидоренко перечитали все письма и очень довольны… все анализируем и делимся впечатлениями: большой нам праздник. Зовут обедать.

Целую мою ненаглядную женку и наших птенчат.

Ваш отец и муж Андрей.29 сентября 1914 г. Пидбуж.

Дорогая моя Женюрка!

Едет офицер в Киев за покупками для офицеров, и я пишу тебе. Я заказал ему валенки, сапоги, теплые чулки и башлык. Если от тебя получу кое-что из этого, будет неплохо: лучшее оставляю себе, другое Осипу или Сидоренко. Получили от тебя вчера две посылки – теплые вещи и еду; все разобрали, ребята в восторге; я их благословил, икону передал Васкевичу… Сейчас Сидоренко перебирает белье… всего много, но ночные рубашки без воротничков и горло голое… крахмаленых мы давно не носим. Сегодня был в бане и чувствую себя чистым и легким. Бриться позволяю себе дней через 4–5, когда позволяют австрийцы; зубы полоскаю дня через 1–2 (теплой воды и зуб[ного] порошка достать труднее). Словом, все мы стараемся при первой возможности приблизиться к человеческому образу. Теплые чулки твои надел вчера же и… славно. Сколько ты получаешь, напиши мне, я забыл; хватает ли? Деньги пусть лежат в Торгово-промышленном банке, сколько дают процентов? Надо бы, чтобы давали не менее 4,5 %, а то и более. С этим же офицером, если возьмет, пошлю тебе 800 рублей. Пуцилло переслал тебе только 400.

Смеялся много над письмами мальчиков и дочки, делился и с товарищами. Сегодня после трех недель перестало лить, день ясный и достаточно теплый. В своем адресе ко мне не прибавляй 12-й корпус, мы давно не в нем, а из-за этой приписки письма далеко залетают. Просто: «В действующую армию, во 2-ю каз[ачью] Сво[дную] дивизию. Мне».

Надо приниматься за дела.

Крепко вас всех обнимаю, целую и благословляю.

Ваш отец и муж Андрей.

Сейчас произвел мену рубах: Васкевич дал мне две ночные, а я ему две крахмальные… кажется, оба мы довольны. Федорову о матери не говорил, а о ваших встречах с женой говорил… доволен. Где Зайцев, Кремлевы и Виноградский?

Целую золотую, обнимаю и благословляю Андрей.

9 октября 1914 г. Дрогобыч.

Дорогая моя Женюрка!

Опять воевали и ходили подряд несколько дней, и я не мог с тобой поговорить. Здесь второй день, и я берусь за перо. Прибыл Писарев, и я его высосал дотла, хотя кругом рвалась шрапнель и он с непривычки к ней чувствовал себя не совсем хорошо. Я заставил его рассказать все, что он говорил, что ты отвечала, как ты выглядишь, как твое лицо, улыбка, грусть… все, что он мог и умел. Он мне искренно поведал, что сказал лишь про маленькое ранение Легкомысленного и больше ничего. Я одобрил его идею. Он привез подарки казакам от Мариинских гимназисток, пересланные мне графиней при любезной приписочке. Эти подарки только сегодня мы могли раскрыть и отдать одному полку – Линейному, ибо другой Волгский – на позиции, завтра передадим и этому. Вчера и сегодня получаем добрые вести и сердца наши радуются… наконец, начинаем нажимать мы, а они начинают подаваться. В последний момент австрийцы собрали последние усилия и неплохо продержались несколько дней… Я охотно признаю за ними это запоздалое, но красивое усилие.

Мы спустились с гор и теперь чувствуем себя хорошо, к тому же прекратился дождь и погода стоит благодатная. Я только что (в доме миллионера жида[10]) взял ванну, купал меня Осип, и мы с ним говорили вволю… и о вас, и о войне, и обо всех вещах, доступных его и моему пониманию. Может быть, мы постоим тут еще, и я напишу тебе вновь; сейчас берусь за работу. Дай мне твои глазки, моя лучшая из жен, и давай малых; я вас всех-всех расцелую крепко-крепко. Обнимаю, целую и благословляю.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});