Перо в её руке. Женские письма – женские судьбы в XVIII веке - Сесиль Берли

произошли, и подробно описал то, что я вкратце повторю. Г-н де Леви был выдвинут вперед и сражался очень хорошо, несмотря на превосходство противника; г-н де Стенвиль, с которым г-н де Субиз, к счастью, прибыл довольно рано, произвел две весьма порядочные атаки. Сам г-н Буажелен, как и ваш резерв, получил приказ прибыть на место; его бригада добралась туда первой, так как постоянно передвигалась бегом; видя, как его теснит слишком многочисленное войско неприятеля, он послал за подкреплением; г-н де Субиз привел к нему драгунов и жандармов дофина[26], без которых он был бы вынужден покинуть свою позицию. Из этого сделанного при всех рассказа я заключила, что войсками вашего резерва командовали генералы и они все разделяют славу этого дня. Я написала два подобных письма с простым изложением фактов, и одно из этих писем вам может показать Его Светлость граф де Клермон, чтобы вы могли убедиться в истинности того, что я имею честь вам сообщить. Я никогда не могла бы подумать, что тут могут произойти какие-либо несогласия, и лишь после того, как аббат дю Сер и другие вернулись из Шуази в Париж, они распространили бюллетени, в которых больше не было и речи о маршалах, как если бы их никогда не существовало. Вернувшись сюда [ко двору в Версаль], я узнала, что на эти бюллетени были серьезные жалобы. Я не видала ни единого из них. Мне никогда не бывает известно, что печатают в газете, потому что я никогда в жизни к ней не притрагивалась. Я хранила молчание из уважения к вам и дружбы к г-ну де Субизу. Вот каково было мое поведение. Что касается моего образа мыслей, то он неизменен. Я нимало [sic!] не сомневаюсь, Ваша Светлость, что войска, которыми вы командуете, сотворили чудеса, а иначе и быть не может, ведь они следуют вашему примеру. Нет никаких сомнений и в том, что г-н де Стенвиль, драгуны и жандармы дофина, приведенные г-ном де Субизом, сделали много пользы. Итак, я возвращаюсь к истине, которая заключается в том, что резерв и часть наших войск в тот день много послужили. Поэтому я не могу себе представить, какому злому року мы обязаны этими дрязгами. Меня это крайне огорчает по причине моей преданности вам, Ваша Светлость, и моей дружбы с господином де Субизом. Вам прекрасно известна его честность. Он ваш тесть, поэтому я не верю, что люди, у которых нет иного занятия, как вредить другим, способны были поссорить вас. Я надеюсь на это и усердно этого желаю. Не знаю, Ваша Светлость, довольны ли слышать то, что я думаю, но вы желали это знать, и я клянусь вам, моей рукой водили только правда и моя преданность вам. Прошу вас простить мне мои каракули, Ваша Светлость, – глаза мои так устали, что у меня нет сил начать заново, и я не могу никому доверить то, что имею честь сообщить вам.

3. Екатерина II

Графоманка и царица

Мои камердинеры подают мне по два новых пера в день, которые я полагаю себя вправе списать; но, когда они более не годятся, я не осмеливаюсь просить новых, а кручу их и так и сяк, как могу.

Екатерина II – Гримму, 30 июня 1775 года

Екатерина II, так сказать, живет и царствует, не выпуская пера из рук. Это настоящая графоманка: она пишет ежедневно и почти машинально. Проснувшись в 6:00, она первым же делом садится к письменному столу и обычно проводит за ним не менее двух часов. Только после этого царица приступает к своему утреннему туалету, во время которого ее долго одевают и причесывают, но, если на дворе стоит зима, она сначала собственноручно разводит огонь в камине. Она никогда не диктует своих писем секретарю – без пера в пальцах мысли к ней не идут. Писать – большая страсть и даже физическая потребность этой женщины, которая совершенно не стесняется своей обостренной чувственности. Она пишет на белой бумаге с золотым краем. Когда она старается, почерк у нее красивый и разборчивый, но когда спешит, то слова превращаются в неразборчивые каракули. Самодержавная правительница пишет так много, что все привыкли к пятнам от чернил на ее пальцах. Про нее говорят, что она «марает бумагу», что она пишет скверно и слишком много. Екатерина II, которую на Западе чаще называют «Великой», гордится своей ученостью, дружит с философами-просветителями и даже имеет некоторые литературные притязания. Эта женщина – «синий чулок», опередивший свое время.

София Ангальт-Цербстская, немецкая принцесса, появившаяся на свет в апреле 1729 года, становится великой княгиней Российской империи в августе 1745-го, когда выходит замуж за великого князя Петра Федоровича. Она хочет сродниться с этой бескрайней империей, язык и культуру которой начинает прилежно изучать после своего перехода в православие. Из политических соображений она становится более русской, чем сами русские, доходя до страстного, даже чрезмерного русофильства. Екатерина II будет править огромной Россией 34 года, взойдя на престол в июле 1762-го в результате государственного переворота, который она позволяет совершить своему любовнику и фавориту Орлову. Петр III, которого она ненавидит так же сильно, как и презирает, на момент своего убийства пробыл у власти всего полгода. Она тут же занимает его место и правит страной как просвещенная государыня, окруженная своими фаворитами (одновременно любовниками) и восхваляемая философами Просвещения. Ее считают одним из трех величайших монархов XVIII века наряду с Марией-Терезией Австрийской и королем Пруссии Фридрихом II, которого они обе ненавидят. Правительница, ценящая остроумие, верит в огромную силу письменного слова. У нее два наставника: царь Петр Великий и Вольтер. Однако с первых же дней Французской революции она решительно отвергает новые идеи.

На протяжении всей своей жизни она пишет тысячи писем. Как в государственной, так и в частной переписке она проявляет настоящий эпистолярный талант. Она бесконечно восхищается стилем госпожи де Севинье, избранные письма которой впервые издаются в 1725 году. Екатерина II пишет на трех языках: своем родном немецком, русском и французском, причем последним она владеет лучше всего. Многие из своих писем она сначала по нескольку раз пишет начерно. Она просит секретарей или приближенных исправлять ее синтаксические и орфографические ошибки. Переходя с одного языка на другой, она изобретает новые французские слова, эдакие неологизмы, которые придают ее письмам ироничность и даже некоторую поэтичность: «orthographie», «invérités», «défoisé», «souffre-douleurien», «stilui» и «stilà», «démonarchiseur»[27]. Хотя образованием немецкой принцессы в значительной