Лазарь Каганович. Узник страха - Валерий Викторович Выжутович

лаборантов этого же института. Известный профессор-физик Н.Д. Пильчиков не выдержал тяжелой атмосферы в Харьковском и Одесском университетах и покончил с собой. Ушел в отставку из Одесского университета известный ученый И.И. Мечников.

«Как и в первый раз, в Киев я прибыл в годы продолжавшегося промышленного застоя, безработицы и столыпинской реакции», – описывает Каганович обстановку, в которой ему предстояло снова искать себе работу. Обстановка эта и впрямь повергала в уныние. Сокращалось производство и росла безработица.

Поиски работы не увенчались успехом. Обратно на склад металлолома Кагановича не взяли. Хозяин сказал, что работы нет, не преминув язвительно добавить: «Вот привез бы из деревни свои рукавицы, тогда мы бы подумали». Официальной биржи труда на Подоле не было. Имелись только отдельные пункты, известные как места сбора безработных и их найма. Одним из таких пунктов было здание Контрактовой ярмарки у толкучего рынка. Вот туда и направился Каганович вместе с группой молодых парней. «Как и все собиравшиеся здесь безработные, мы чувствовали себя подавленными прежде всего голодом, жалким положением ожидающего, как милостыню, счастливого случая получить работу; мы были оборванные, ибо все лучшее из одежды было уже продано на толкучем рынке. Попадавшаяся время от времени работа была тяжелой и неприглядной. Больше всего это была работа по переносу тяжестей: мебели, мешков, ящиков с продовольствием и товарами. Вокруг Контрактовой ярмарки было расположено много оптовых магазинов – мануфактурных, гастрономических, хозяйственных. Вот покупатели, больше всего из провинции, брали нас для переноса мешков, тюков, ящиков на довольно большие расстояния, это было дешевле, чем нанимать извозчика. Труд человека стоил дешевле труда лошади, и мы были рады и этому редкому заработку, который мы копейками рассчитывали на неделю, а то и на месяц жизни».

Потом Каганович нашел другую работу. «Наступил приплав в Киев по Припяти – Днепру плотов леса и дров», а он знал это дело еще с детских лет, когда работал с отцом и братьями на берегу реки Уша. С тремя крепкими парнями, которых помнил по бывшей ночлежке, Лазарь отправился к берегам Днепра в окрестностях Киева, куда причаливали плоты, и там всем четверым удалось получить временную работу. Она была тяжелая, а платили по 80 копеек за трудовой день, который длился 12–14 часов. Зато им удалось установить связь с лесопильным заводом, которому поставлялся лес, и дровяными складами, куда доставлялись дрова. На лесопильном заводе Каганович и еще один получили потом временную работу, а двое других устроились, тоже временно, на дровяных складах.

Лесопильный завод вскоре закрылся. Каганович вновь остался без работы. Но начался завоз зерна по Днепру на киевские мельницы, и ему удалось наняться грузчиком на мельницу миллионера Бродского. Он таскал пятипудовые мешки. Условия работы были тяжелые: кромешная пыль, спецодежды никакой, таскать мешки приходилось наверх, доски на мостиках то и дело ломались, рабочие падали, получали увечья. Нормы были высокие, за их выполнение грузчик получал по 75 копеек в день.

«Обращение надсмотрщиков было невыносимое, доходившее до побоев, – делится воспоминанием Каганович. – Но мы, новенькие, молодые, первое время терпели. Постепенно мы начали роптать, этот ропот завершился организованным нашим протестом перед высшей администрацией. Явившийся к нам представитель этой высшей администрации заявил нам: „Вы еще неполноценные грузчики, мы вас приняли, рассчитывая, что вы будете примером и образцом дисциплины, а вы вон какие! Смеете протесты подавать, а знаете, что за это вам будет, если мы вызовем полицию? Чтобы другим неповадно было, мы вас просто увольняем“. И около десяти молодых грузчиков были выброшены на улицу. <…> Так как я был главным зачинщиком выступления молодых грузчиков, рабочие мне выражали всяческое сочувствие, при этом шутя говорили: „Вот видишь – хозяина Бродского зовут Лазарь и тебя зовут Лазарь, пошел бы ты к нему и сказал бы: как же это ты, Лазарь, уволил Лазаря, нехорошо, мол, это; гляди, он бы устыдился и восстановил бы тебя, да еще с прибавкой“. Все смеялись и говорили: жди от кровососа милости, а один грузчик добавил: „Он, Бродский, еврей и еще более зол на еврея рабочего, который ему не кланяется, а ведет с ним борьбу“. Впоследствии, когда я уже был членом партии, я использовал этот конфликт в борьбе с сионистами, покровителем которых был этот миллионер Лазарь Бродский».

Уволенный с мельницы своим тезкой-евреем, Каганович снова оказался без средств к существованию. Один из друзей Михаила, большевик Фельд, сказал, что попытается через своего брата, служащего в транспортной конторе, устроить Лазаря на работу. И действительно, через пару дней Лазарь встретился с братом Фельда. Тот предложил ему пройти испытательный срок: «Вы будете ездить с колонной извозчиков на железнодорожную станцию и в товарной конторе оформлять документы на сдаваемый и получаемый грузы. С течением времени мы вас назначим младшим агентом транспортной конторы». «Я, конечно, с радостью принял это предложение и успешно выполнял возложенные обязанности. Это была первая железнодорожная „школа“ будущего министра путей сообщения СССР».

Потом Каганович еще не раз пережил безработицу и голод. На то и другое он смотрел исключительно с классовых позиций: «Голод тяжело переносить всегда, но одно дело, когда переносишь его в условиях революционной борьбы и войны, другое дело, когда ты переносишь его в условиях капитализма как безработный и голодаешь тогда, когда другие – твои же угнетатели-капиталисты и их холуи – сыто живут, как боровы».

В этом – весь Каганович. И в этом же – вся идеология большевизма.

Эта идеология не может обходиться без врага, внутреннего и внешнего.

Эта идеология не может обходиться без виноватого – того, кто живет лучше, чем ты.

И эта идеология не может обходиться без ненависти.

Откройте «Памятные записки», там на каждой странице – выпад против кого-то, будь то «капиталисты», «троцкисты», «вредители», «враги народа», «уклонисты», «оппортунисты», «ревизионисты», «безродные космополиты» и т. п. Ну вот, к примеру:

«Помню, что в эти периоды моей безработицы, сидя на бульварах, расхаживая по улицам, площадям и скверам, наблюдая франтов, аристократов, богачей, фланирующих по Крещатику, по Бибиковскому бульвару, их изысканную одежду, высокомерное их поведение в противоположность рабочим, трудовым людям, шумно шагающим в рабочей одежде, и безработных в рваной одежде, – я все больше и больше озлоблялся и проникался острым чувством классовой ненависти к паразитам, кровососам и в то же время чувством глубокой солидарности, любви и уважения к своим братьям по классу, по нужде, страдающим так же, как и я сам».

Мемуары Кагановича насквозь пропитаны большевистской идеологией, которая многое объясняет в судьбе их автора. Даже трудно сказать, что ценнее в «Памятных записках» – историческая «фактура», детали жизни обитателя кремлевского