Моя Америка - Шерман Адамс

республиканской партии. Но еще больше гордился тем, что рожден американцем, и часто говорил, что США — лучшая страна на земле.

У него был старый, разбитый пикап, который он так и не научился как следует водить. Он не сдавал экзамен на водительские права и тем более не брал уроков вождения машины. Зато он знал, какого белого гангстера в городском муниципалитете нужно «подмазать», чтобы получить права и номера, которые всегда исправно приходили по почте.

В пятьдесят пять лет отец начал сдавать. Шевелюра и борода приобрели белоснежный оттенок, а высокое — 185 сантиметров — сильное тело отяжелело. Ноги отекали, и он не мог сам завязывать шнурки на ботинках. А ему оставалось еще десять лет до пенсии. Но он уладил и это дело, подкупив белого врача, и тот за 300 долларов выдал ему такую справку о его недугах, что его досрочно, в пятьдесят пять лет, отправили на пенсию. Без этой взятки гангстеру в белом халате он, очевидно, свалился бы замертво на пол своего цеха.

В городе Дж. П. Моргана имелись две средние школы: одна для черных и другая для всех прочих. Эти школы так напоминали аналогичные заведения в южных штатах, что я отказался от мысли продолжить учебу.

Я наслаждался обретенной свободой и просиживал целыми днями в кино. Случалось даже, что я смотрел один и тот же фильм дважды, надеясь, что конец будет другим.

После многочасового сидения в темном зале у меня часто появлялась головная боль, к тому же я всегда был голоден как волк. Чтобы добраться из города в черное гетто, приходилось проходить всевозможные «белые» и «коричневые» районы. Это было все равно что прогуляться через Йоханнесбург в Соуэто. Некоторые из тех мест были до того неприглядны и опасны, что стулья в кабаках приколачивались к полу, чтобы пьяные посетители не воспользовались ими как оружием.

Перейдя первую железнодорожную колею, оказывался в районе чиканос. Они готовили вкусную и дешевую еду и обслуживали цветных.

Иногда, когда я заказывал еду где-нибудь в белом районе, официантка приносила ее в пакете — точно так же, как в Джорджии. Тогда я вынимал еду из пакета, садился у двери и закусывал прямо перед уставившимися на меня белыми.

Наконец наступила весна. Отец взял меня с собой на автобусную станцию и купил мне билет до Хартфорда, чтобы я продолжил там свое образование. Вскоре я снова очутился в классной комнате миссис Адлер, в которую впервые пришел в сентябре предыдущего года.

В хартфордских школах

Я был рад вернуться в Хартфорд, к Октавии. Шла корейская война, и Октавия, как и другие, была загружена работой. Дядюшка Немлон трудился в двух местах и сумел купить себе подержанный автомобиль.

Светлым апрельским днем, когда солнце растопило весь грязный снег гетто, я вновь присоединился к своим одноклассникам из средней школы Генри Бернарда-младшего. Школьные работники предупреждали Октавию, что смена обстановки может отрицательно сказаться на моей учебе. В последние шесть месяцев я даже не заглядывал в учебники. Мои одноклассники уже успели пройти значительный раздел алгебры, в то время как я едва мог как следует считать.

На школьном дворе я пустился в грубую ложь: хвастал, что ходил в школу в Чикаго и состоял в самой страшной негритянской банде второго по величине города Америки. Мне пришлось прибегнуть к обману, чтобы доказать самому себе, что я могу постоять за себя, не уступить в драке. Поэтому прошло совсем немного времени, и я снова оказался на тренировке в спортивном клубе. Там меня научили легко передвигаться по рингу и наносить быстрые и точные удары. Я тренировал мускулы шеи, делал «мостик», ставя ноги на скамейку и перенося тяжесть тела на голову. Раскачивался вперед и назад до тех пор, пока мне не казалось, что шея вот-вот сломается. Приседал и прыгал, потный и задыхающийся.

Много лет спустя, когда меня, боксера-профессионала, осыпали ударами на арене «Сент-Николс» в Нью-Йорке, я с благодарностью вспоминал школьные тренировки. Сильные шейные мускулы действуют как амортизатор, когда получаешь сильный удар в лицо, а искры сыплются из глаз, и голова сотрясается от боли.

Я тренировался каждый день после уроков до позднего вечера, так же усердно, как черные на Юге ходят на баптистские собрания. Ведь я был опять «овечкой» в школе, и мне следовало доказать, что я не трус. В младших классах нашей школы было лишь два типа учеников: те, кто получал по физиономии, и те, кто давал по физиономии. Сильные побеждали, слабых подавляли.

Крупного чернокожего парня, который ходил в восьмой класс, звали Пити Фелтон. Он был самым дерзким парнем во всей школе, а его компания с Виндзор-стрит состояла из настоящих чертей. Почти все они после окончания занятий, как правило, сидели взаперти.

Пити считался королем вымогателей. Если у тебя не оказывалось десятицентовой монеты, когда он просил ее, ты получал прямой правой в лицо и несколько пинков в довершение. Некоторые парни так боялись его, что бросали школу.

Моими товарищами стали несколько парней с Франт-стрит: Вилли Райт — высокий чернокожий, Карл Болдюк — француз с волосами морковного цвета, Кларки — тощий ирландец, Луис Пезанта, Сабби Фантано и Тедди Аллевио, который потом скончался от порошка, состоящего из героина, кокаина и крысиного яда, только потому что не умел держать язык за зубами в полицейском участке. У всех нас общим было одно: мы попали в черный список Пити.

Я знал, что рано или поздно должен выступить против Пити, и боялся его больше, чем белых в Джорджии. Поэтому, когда мы сцепимся, бой будет идти не на живот, а на смерть.

И это произошло в мае, во время перерыва на обед.

—      Привет, ниггер! Где у тебя мои десять центов?

Я не ответил в надежде, что он уберется со своими кулаками-кувалдами, которые уже отправили нескольких учеников в больницу.

—      Послушай, ты, ниггер! Ты слышишь, что я сказал? Давай бабки сюда!

Пити подошел ближе и сжал кулаки.

Быть названным ниггером на глазах у моих белых товарищей было самым большим оскорблением, много хуже, чем слышать те же слова в Джорджии.

Битва началась, и собравшаяся толпа стала раздвигаться, чтобы освободить место для драки, — примерно так, как показывают в ковбойских фильмах.

—      Послушай ты, ниггер, ты и твои белые приятели должны мне немного денег. Ну-ка, давай их сюда побыстрее!

Он