Николай Долгополов - Вартанян

С этим соглашался и Майкл Рейли, один из руководителей президентской охраны. Он-то понимал, что во время поездки по городу Рузвельт превращается в живую мишень, а снайперы — найдутся.

Но американский президент поначалу предложение поселиться на территории посольства СССР не принял. Естественно, не в его планах было ощущать себя чьим-то гостем. Ведь еще раньше отклонил Рузвельт приглашение Черчилля остановиться в посольстве Великобритании. Наши предложение повторили, но тут возникли опасения чисто дипломатические: вдруг обидится английский премьер?

Советское и британское посольства располагались по соседству. Солдаты перекрыли улицу, натянули между зданиями брезент, установили высокие щиты. Получилось что-то вроде одного дома с закрытым переходом, вдоль которого расположились автоматчики. Отсюда в резиденции никаким диверсантам было не проникнуть. И наши, и англичане были защищены надежно. Американцам оставалось только завидовать: посольства двух союзных им держав были окружены двумя, а по некоторым источникам — тремя кольцами автоматчиков и танков.

Благодарить за разрешение щекотливой ситуации с размещением Рузвельта надо и вмешавшегося в нее посла США в СССР Аверелла Гарримана. Он спросил: что будет, если по дороге в американскую миссию что-нибудь произойдет с Черчиллем или Сталиным? Надо ли их ставить под удар в Тегеране, там, где, по донесениям всех трех разведок союзников, на тройку готовились покушения?

Доводы посла и охранника убедили Рузвельта. Под его резиденцию в советском посольстве отдали здание канцелярии. Комнаты, в которых поселился президент США, соседствовали с просторным залом, где заседали участники конференции. Всегда и везде находившиеся при Рузвельте филиппинцы, служившие в военно-морском флоте США, аккуратно вкатывали в зал коляску с опиравшимся на удобные подлокотники улыбающимся президентом. Закрепляли коляску и, убедившись, что с их хозяином всё в порядке, покидали помещение. Повар, тоже филиппинец, готовил для Рузвельта привычные блюда.

Конечно, не у всех в Штатах пребывание Рузвельта в чужих стенах вызвало понимание. Уже в Вашингтоне, 17 декабря 1943 года, президент объяснил на встрече с прессой: «Маршал Сталин еще до Тегерана сообщил, что, возможно, будет организован заговор с целью покушения на жизнь всех участников конференции. Он просил меня остановиться в советском посольстве, чтобы избежать необходимости поездок по городу.

Для немцев было бы довольно выгодным делом, если бы они могли разделаться с маршалом Сталиным, Черчиллем и со мной в то время, как мы проезжали бы по улицам Тегерана, поскольку советское и американское посольства отделяет друг от друга расстояние в полтора километра».

В дни конференции Тегеран был прочно отрезан от мира. Город лелеяли, охраняли три союзные спецслужбы, среди которых самой многочисленной и самой эффективной, но притом и самой незаметной была советская.

В иранской столице тогда вдруг перестали выходить газеты, что стало сюрпризом и в иранской провинции, где подумали, будто произошли переворот или восстание. Телеграф был закрыт, как и все почтовые отделения. «Агаи пости» — почтовый служащий из популярной впоследствии персидской песенки — получил четыре дня вынужденного отдыха. Работала лишь правительственная связь трех государств-союзников. Телефоны городские и, уж конечно, международные были нетактично и без всяких предупреждений вырублены.

Всё это только пошло на пользу Тегеранской конференции 1943 года.

После переговоров почти вся американская делегация уезжала к себе в посольство, оставляя своего президента с охраной и филиппинской прислугой в посольстве советском.

По некоторым отзывам, президентская охрана действовала своеобразно. Телохранители вышагивали около резиденции Рузвельта в пиджаках, под которыми держали наготове оружие — в основном пистолеты. Наверное, рассчитывали, что демонстрация полной готовности к стрельбе напугает диверсантов. Но выглядело всё это несколько по-голливудски.

Работа Тегеранской конференции шла своим чередом. Хотя в этой книге не ставится цели подробно о ней рассказывать, речь ведь идет о роли разведки, но всё же упомяну несколько важных решений. Была принята Декларация о совместных действиях в войне против Германии и о послевоенном сотрудничестве трех стран. Было достигнуто предварительное соглашение о послевоенных границах Польши. Союзники со скрипом, это особенно относится к Черчиллю, договорились об открытии второго фронта не позднее 1 мая 1944 года (слова своего англичане с американцами не сдержали, высадившись в Нормандии позже — лишь 6 июня 1944-го). В ответ Сталину пришлось подтвердить готовность объявить войну Японии после разгрома Германии. Три державы сочли необходимым сохранить полный суверенитет и независимость Ирана, а Сталин нанес визит вежливости молодому шаху, удивив и обрадовав того этим жестом. Рузвельт был явно озабочен созданием мировой организации, которая бы смогла включить в свой состав как можно больше стран. Сталин идею поддержал: так впоследствии возникла Организация Объединенных Наций.

Атмосфера конференции, поначалу несколько нервозная, постепенно успокоилась. Роль миротворца взял на себя, признаем, президент Рузвельт. К примеру, когда Сталин, справедливо возмущенный нежеланием Черчилля обсуждать тему второго фронта, уже собирался предпринять демарш и покинуть (может, на время?) зал заседаний конференции, американец провозгласил час обеда. Как раз в это время на столе появилась огромная, длиннющая рыбина необъятных размеров, и трое вершителей мировых судеб переключили внимание на это чудо-юдо в исполнении советского повара. Напряжение было снято и алкогольными напитками. Отведав вкуснятины, Черчилль сделался сговорчивее. Понял, что надо идти и на уступки.

30 ноября вечером в посольстве Великобритании состоялся прием по случаю 69-летия премьера. Чтобы отдать дань уважения Черчиллю, Иосиф Виссарионович явился на торжество в парадной маршальской форме. Подарки советской делегации тоже порадовали англичанина. Даже больше здоровенной скульптурной группы из фарфора на сюжет русских народных сказок ему понравилась папаха из каракуля. Рузвельт предпочел местный колорит — преподнесенный им ковер был не просто персидским, а исфаганским, что ценится еще выше. А старинная иранская чаша напоминала о месте действия.

Ближнее окружение Черчилля немало подивилось произнесенному Рузвельтом тосту: «Пока мы празднуем годовщину премьер-министра Британии, Красная армия продолжает теснить полчища нацистов. За советское оружие и его успехи!» Сталин был несказанно доволен.