Анатолий Букреев. Биография величайшего советского альпиниста в воспоминаниях близких - Галина Анатольевна Муленкова

в итоге Букреев назвал Симоне внучиком Марко Поло, а меня – внуком Рериха. Ну, я и не против.

Букреев и Симоне выяснили откуда-то, что в Чомрунге – а это час или полтора ходьбы от нас – есть телефон, и побежали туда звонить. А мы с Дмитрием отправились погулять по тропе. Вернулись в лоджию уже в темноте. Работает генератор, в кают-компании горит тусклая лампочка. На пороге кухни сидит наш Пурба, судя по блаженному выражению его лица, он весьма навеселе и негромко поет протяжные песни.

18. XII.97, четверг

Вернулись на площадку перед лоджией после долгого купания в горячем бассейне, сидим на солнышке в праздной неге, ждем обед. Перед нами важно расхаживает здоровенный рыжий петух. Толик затеял игру: ходит за ним по пятам, провоцируя на какую-нибудь реакцию. Хозяин лоджии подошел и предложил сварить из этого петуха суп. Толян замахал руками:

– Чтобы я перед восхождением чью-то жизнь взял?!!!

Потом рассказал, что перед вылетом, в Катманду, где есть лавки «черная и белая магия», они с Симоне заходили к гадалке. Якобы та не велела есть мясо, если они хотят удачи.

Оказывается, ночью, во время спуска, мы прошли мимо поста чек-контроля. Обсуждаем, как лучше поступить, чтобы избежать лишних вопросов и объяснений, поднимаясь обратно в базу.

– Сделаем так, наверное, – говорит Анатолий, – наверх выйдем завтра в ночь, чтобы опять в темноте пост пройти. Ну а тебя утром отправим вниз, – обращается он ко мне.

Я посмотрел на них, вспомнил этот снег, страшный ультрафиолет и пляску облаков в черном бездонном небе. Меня передернуло:

– Что ж вы так быстро? Отдохните еще!

– Да ничего, если что, мы опять спустимся! – отвечает Анатолий. А Димка просто молча посмотрел на меня.

За соседним столиком сидит симпатичная девушка, поглядывает на нашу компанию. Машем, улыбаемся, шутим, пересаживаемся за ее столик, знакомимся. Ее зовут Сессилия, она – студентка из Аргентины, учится то ли на антрополога, то ли на археолога, и у нее русские корни. Мы рассказываем ей про Казахстан, Байконур и Гагарина. Букреев помогает с английским. Показываю альбом с моими работами. На одной из фотографий видно, как вручаю картину джентльмену в синем, в полоску, костюме. Спрашиваю, знает ли она этого парня. Она говорит: «Как, неужели это Он?» Да, отвечаю, пустяки, в 96-м имел удовольствие быть представленным Его Высочеству принцу Уэльскому Чарльзу, когда он был с визитом в Казахстане. Букреев успевает подсказывать английские фразы.

– А это мои пейзажи, горы рядом с Алма-Атой.

– Здорово, мне нравится, – говорит она.

– У нас все так делают (видимо, все ходят в горы и все пишут картины. – Прим. авт.), – скромно отвечаю, и Букреев переводит:

– In our country everybody so can.

Он тоже достает альбом и показывает свои фотографии. На снежном гребне фигурка альпиниста на фоне черного неба, страшный ветер отклоняет перильную веревку под прямым углом. Она кричит:

– I know this photo! Is that you?!

– Yes, – говорит Анатолий и добавляет: – In our country everybody so can.

19. XII.97, пятница

Встал в 6:30 утра. Умылся, оделся. Пока поднимались, одевались, писали записки, чтобы отправить их со мной, пока Пурба готовил прощальный завтрак, подошел Анатолий. Протягивает два куска вяленой конины в вакуумной упаковке:

– Держи. Это на всякий случай, мало ли что в дороге. Давай, удачно тебе добраться. Увидимся в Алма-Ате.

Дмитрий передает отснятые кассеты для Севернюка. Симоне тоже с поручением, надо отправить что-то по факсу. Постояли вчетвером у начала тропы на краю площадки, обнялись, пожали руки. Я говорю, спасибо за компанию, спасибо Анатолию за приглашение в экспедицию. Добавляю:

– Главное, что я побывал здесь. Вот увидите, через год я сделаю выставку, настряпаю гималайских пейзажей, а вы подтвердите, что все было именно так и что Рерих не врал!

– Ты открыток не забудь в Катманду набрать, – говорит Дмитрий.

– Вот это будет по-нашему! – смеется Анатолий и добавляет: – Отдаем тебе всех наших… – какой-то неясный дальний звук отвлекает мое внимание, и я не разобрал, что собрался отдавать мне Букреев, – пусть лучше ты, чем кто-то!

– Гуд лак! – говорит Симоне.

Подошли хозяин лоджии и вчерашняя аргентинская студентка. Дмитрий зачем-то сфотографировал нас вместе. Мы обнялись, он дал очередной совет:

– В Покхаре будешь вечером, сразу не садись в автобус, переночуй в «Hungry eye», а утром отправляйся. Днем сможешь посмотреть всю дорогу. Давай, удачи. И добавил: – Тебе вниз, домой, а нам вверх, в зону смерти, в царство Белого гиббона!

Стартанул в 8:30. Шагов через двадцать оглянулся, мы еще раз помахали друг другу руками. Тропа пошла круто вниз, и я уже не оглядывался. Мой портер погнал вниз с огромным баулом. Там букреевские вещи и мои картоны с холстами. Этот баул я должен доставить в гостиницу «Skala». Тропа шла весь день с легким спуском. Сначала вдоль реки, потом почти по горизонтали. Встречаются не то деревеньки, не то хуторки. Тропа, уложенная камнями, проходит буквально через жизнь семьи: собаки, буйволы в загоне, запах, как в любой деревне, дети голые ползают по циновкам, старики просеивают что-то через сито. Внизу, на полях, на буйволах кто-то пашет землю. Масштаб огромный, и только глядя на противоположный склон, можно понять это. Как если бы наше Большое Алматинское ущелье увеличить раз в 50.

Прибыли к концу тропы, в местечко Бризанти. Перед этим – чек-контроль – двое полицейских в будке поставили мне печать в трекинг-пермите. Здесь мы расстались с портером. Очевидно, выполняя инструкции Букреева, он довел меня до площадки, где надо было дождаться автобуса в Покхару. Я постепенно начинаю осознавать свою оторванность от друзей, последние двадцать дней опекавших меня в чужой стране, и беспомощно озираюсь по сторонам. В душе начинает подниматься легкая тревога. Теперь все придется делать самому. Где этот автобус? В какой стороне эта Покхара? У кого спросить, куда мне двигать? На площадке не так много народу, только местные. Пытаюсь что-то выяснить. Сидеть на мешках неизвестно сколько мне не хочется. Здесь стоят старые машины. Договариваюсь с водителем. Грузим мешки, сажусь, и погнали к Покхаре.

Неспокойно. Может быть, это реакция на утомление, на избыток впечатлений, на внезапно наступившее одиночество, но мне хочется поскорее завершить уже это путешествие. В шесть – полная темнота, огоньки свечей, керосиновых ламп, черные лавки, люди, тени, ступы, будды, запахи благовоний, загадочная и непонятная жизнь. Оживают все тысячи и одна ночь с волшебными сказками Востока, джиннами, магами, йогами, дэвами и асурами. Просто мурашки по коже… Безумная декорация, но я думаю о том, что в эту минуту мои друзья, наверное,