Сельма Лагерлёф - Морбакка

Двуколка резво катила по дороге, что ведет в Сунне вдоль берега Фрюкена, а г‑жа Раклиц меж тем прикидывала, как станет донимать бедную падчерицу, чтобы та покорилась. Ведь мачеха желает ей добра, хоть она этого и не понимает, а раз так, ни малейших угрызений совести г‑жа Раклиц не ощущала.

Как вдруг Воронок рванулся в сторону, да так резко, что едва не опрокинул двуколку. Словно обезумел. Помчался прочь с дороги, через канаву, и, лишь когда он выскочил на поле, Дылда Бенгт сумел его остановить. В конце концов конюх сладил с Воронком, но тот дрожал как осиновый лист. Правда, с места не двигался, только ногами перебирал все время, а потом внезапно заржал, прямо-таки издал вопль, какой редко услышишь от лошади, и стал на дыбы. Заставить его вернуться на дорогу оказалось невозможно. Когда Дылда Бенгт попробовал направить его вперед, он принялся лягаться задними ногами — того гляди, в щепки двуколку разобьет.

— Что такое? Что стряслось? В чем дело, Бенгт? — вскричала г‑жа Раклиц, со страху больно цапнув конюха за плечо. — Совсем лошадь обезумела!

— Эта лошадь умнее нас с вами, хозяйка, — отозвался Дылда Бенгт, — и вовсе она не обезумела. Просто видит то, чего мы не видим.

Тут Воронок попятился. Морду он опустил к земле и фыркал, продолжая пятиться и ничуть не заботясь о судьбе двуколки и седоков. К счастью, угодили они на поле, где летом росла рожь, а сейчас, после уборки урожая, осталось ровное жнивье. Двуколка пока что держалась на колесах, однако они заметили, что приближаются к широкой и глубокой канаве.

Экипаж аккурат очутился на самом краю, когда Воронок остановился. Решил, видно, что главная опасность миновала. Стоял спокойно, никуда не рвался, только по-прежнему фыркал, снова и снова.

— Вам, хозяйка, лучше бы вылезти, — сказал Дылда Бенгт, — а я попробую силком провести Воронка мимо того, что он видит, каково бы оно ни было.

Пасторша опустила подножку, хотела ступить на землю, но вдруг с криком отдернула ногу и быстро уселась на прежнее место в двуколке.

— Не могу я вылезти, — сказала она Дылде Бенгту, — там что-то шевелится.

— Да вы, хозяйка, никак тоже обезумели, — сказал тот. — Что там шевелится-то?

— Все поле шевелится, вся земля шевелится, — отвечала г‑жа Раклиц. Голос у нее дрожал, она чуть не плакала.

— Тьфу ты! — Дылда Бенгт спрыгнул с облучка. Он думал, Воронок пугается призрака, заступившего дорогу, а призраки обычно являются из воздуха. Никогда он не слыхал, чтобы они из земли выползали.

Однако ж и Дылда Бенгт вмиг сызнова взгромоздился в двуколку и думать забыл вылезать оттуда, потому что пасторша сказала чистую правду: земля шевелилась.

Не дрожала, как при землетрясении, не уходила из-под ног, как при оползне, нет, казалось, будто каждый ком земли на поле обзавелся ногами и двигался в сторону озера.

Седоки в двуколке ни живы ни мертвы смотрели на землю. И в конце концов разглядели-таки, что поле сплошь покрыто маленькими бегущими зверьками, да только страх от этого на убыль не пошел. Наверняка тут что-то сверхъестественное, мистическое. Откуда взялась этакая прорва зверьков? Ведь каждая пядь земли на поле шевелится и движется.

Вся эта уйма то ли зверьков, то ли неведомо кого перебралась через канаву на большак, а с большака хлынула прямо под кручу в озеро. Какие же зверьки станут этак себя вести?

Будь они из тварей Господних, поток их давно бы иссяк. Так нет же, конца-краю не видно, бегут и бегут через поле на дорогу и в озеро. Не сосчитать, сколько их тут.

Воронок тем временем более-менее успокоился. Только когда зверьки пробегали меж копытами, он фыркал и прядал назад. А вот г‑жа Раклиц покоя не ведала. От ужаса она стучала зубами и что-то бормотала себе под нос.

Пока они стояли среди поля, она, по крайней мере, сидела смирно, однако Воронок не желал всю ночь торчать под открытым небом и по собственному почину тронул с места. Не спеша, шажком. Осторожно, с опаской переставлял ноги, и двуколка потихоньку продвигалась вперед.

Диковинные зверьки не разбегались перед конем и экипажем. Под колесами захрустело, когда они стали давить маленькие тельца.

Услыхав этот хруст, пасторша вздрогнула. Вскочила на ноги и закричала жутким, диким голосом.

Дылда Бенгт обхватил ее за плечи, ведь, не дай Бог, выбросится из двуколки.

— Заберут они меня, — кричала она, — ой, заберут! Они уже на колесах, на подножке, в экипаже!

Воронок прибавил шагу. Двуколка двигалась рывками, медленно, но верно, под колесами хрустело и чавкало, ведь они по-прежнему давили зверьков.

— Они уже тут, в двуколке! — завопила г‑жа Раклиц, вспрыгнула на сиденье и стала там во весь рост. — Юбки мои теребят, хотят утащить в озеро!

Хочешь не хочешь, Дылда Бенгт встал: надо ее держать, не то упадет.

— По справедливости-то не надо бы мне тебя держать, пусть бы упала наземь, за злобу твою, — буркнул он, но крепкую хватку не ослабил.

Наконец они снова очутились на дороге, все еще запруженной живою движущейся массой. Пришлось и дальше ехать прямо по зверькам. Но вот Воронок остановился и довольно заржал.

— Ну-ну, вот и ладно, все позади. Сядьте, хозяйка! Не стойте столбом!

Однако унять г-жу Раклиц было не так-то просто.

— Они в двуколке, юбки мои теребят, в озеро тащат! — голосила она.

Делать нечего, Дылда Бенгт поднял ее, силком водворил на сиденье. Она упиралась, и он не решался выпустить ее из рук.

— Ступай, Воронок! Поди, и без вожжей до дому доберешься.

Воронок пошел шагом, а г‑жа Раклиц меж тем, дрожа и шмыгая носом, твердила как заведенная, что они, мол, карабкаются по колесам и норовят залезть в экипаж.

— Давай-ка рысью, Воронок, — сказал Дылда Бенгт, — не то ведь спятит, прежде чем домой попадем.

Воронок, видать, понял. Впрочем, ему и самому хотелось в конюшню, к кормушке, так что он побежал ровной рысью вверх-вниз по холмам.

Дылда Бенгт обливался холодным потом. Снова и снова повторял, что опасность миновала, но пасторша ему не верила.

— Ты добрый человек, Бенгт, — заливаясь слезами, твердила она, — но не стоит меня обманывать, говорить, будто мы спасены. Я их слышу, я их вижу, они бегут следом, хотят утащить меня в озеро.

Когда двуколка наконец остановилась у крыльца в Морбакке и одна из служанок подошла помочь пасторше выйти из экипажа, та наотрез отказалась вылезать.

— Нет, не ты! — вскричала г‑жа Раклиц. — Это не в твоей власти. Тебе не спасти меня от них.

Служанка в испуге отпрянула. Ведь г‑жа Раклиц говорила совсем не так, как обычно.

— Ступай за пасторской дочерью, — продолжала хозяйка, — приведи сюда Лису Майю! Она единственная имеет власть над нечистой силой.