Дыбенко - Иван Матвеевич Жигалов

в сутки дают чечевичную похлебку, которую самая что ни на есть грязная, неразборчивая свинья жрать не станет. В палатках холодно, вши заедают, в землянках сыро».

Вокруг собрались любопытные. Улучив момент, когда поблизости не было фельдфебеля, Павел прочитал фронтовикам прокламацию Петербургского комитета, рассказал о восстании на «Гангуте», о волнениях на Балтийском флоте. «Вот и судите, кому выгодна война».

Не теряли времени и остальные моряки. Их беседы ворошили души фронтовиков, будоражили мысли…

По окопу шагал фельдфебель, объявлял, что ночью намечена атака.

— В такую стужу атака! — огрызнулся сидевший рядом солдат.

Зябли солдаты в окопах. Одежонка плохая: поизношенные шинелишки да ботиночки с обмотками, разве что папахи согревали головы. У матросов экипировка получше: шапки-ушанки, теплые бушлаты, суконные брюки заправлены в голенища яловых сапог. Но и моряки замерзали. Вот и бегали все в просторный блиндаж, где топилась небольшая круглая печурка.

Ночная атака сорвалась. Ни моряки, ни солдаты не поднялись. Угрозы, брань офицеров, фельдфебелей не помогли.

Морской батальон перебросили на новый участок. Пытались с ходу послать в бой, но флотские опять отказались, заявили: «Офицеры пропили наше жалованье, харчи скверные, никуда не пойдем».

Пока армейское начальство разобралось, что к ним попали «политически неблагонадежные» матросы, солдаты-сибиряки уже были «обработаны». Морской батальон построили, привели на железнодорожную станцию, заставили сложить винтовки и пулеметы в отдельный вагон, заперли его; всех усадили в теплушки, паровоз трижды просвистел и, набирая скорость, отправился в снежную даль.

Матросы не унывали. Кто-то запел популярную среди солдат-фронтовиков песню о ненавистных начальниках. Ее подхватили моряки. Павел пел вместе со всеми.

Эх, пойду ли я, сиротинушка,

С горя в темный лес.

В темный лес пойду

Я с винтовочкой.

Сам охотою пойду,

Три беды я сделаю:

Уж как первую беду —

Командира уведу.

А вторую ли беду —

Я винтовку наведу.

Уж я третью беду —

Прямо в сердце попаду.

Ты, рассукин сын, начальник,

Будь ты проклят!

Поезд пришел в Петроград. Судили немногих, остальных подержали в Крюковских казармах и вернули на свои корабли. Вернулся и Дыбенко с товарищами на «Павел I». Но в апреле 1916 года его арестовали. Военно-морской суд приговорил к двухмесячному заключению с последующим переводом в разряд штрафников. На «Павел I» Дыбенко уже не взяли, «смутьяна» назначили на вспомогательное судно-транспорт «Ща».

Пока Павел отбывал наказание, на флоте произошло немало разных событий. Судили и гангутцев: Григория Ваганова и Франца Янцевича приговорили к смертной казни (впоследствии казнь заменили пожизненной каторгой), других — к разным срокам заключения. Владимира Полухина выслали в Архангельскую губернию. Осуждены и руководители Главного судового коллектива Сладков и Ульянцев, многие большевики-балтийцы. С «бунтарями» расправились, а начальство продвинулось по служебной лестнице.

Обрадовался Павел, узнав, что Свистулев не в Риге на «Богатыре», а в Гельсингфорсе на миноносце номер 215. «Чаще видеться будем».

На «гражданской пристани» встретился со Светличным, он теперь руководил подпольной работой на «Павле I». Вместе пошли на «Ща». Транспорт стоял у каменной набережной. У трапа прохаживался матрос — ничего не спросив, пропустил обоих.

— К нам на «Павел» так легко не попадешь, — заметил Светличный.

Складское помещение, куда они вошли, освещено бледной лампочкой, висевшей под подволокой. Маленький стол, вделанный в железный борт, деревянная банка (скамейка), по стенам металлические шкафы с множеством ящиков.

— Персональный салон. Здесь гостей принимаю. Посиди.

Вернувшись, поставил чайник на стол, из шкафа достал кружки, сухари, сахар, колбасу.

— Обидно, конечно, что не пустили на родной корабль, — говорил, наливая черный флотский чай. — И все же мне повезло. Должность унтер-офицерская. Начальник в мои дела не лезет. Отлучаюсь без спроса, и ловчить с электроприборами, как это приходилось на линкоре, незачем.

— Этих деталей ты на «Павле I» столько натаскал, лет на десять хватит, — усмехнулся Светличный.

— Значит, память добрую о себе оставил.

— На днях еще пятнадцать матросов приняли в партию, — рассказывал Светличный. — Наладили связь с Кронштадтом. Там вместо разгромленного Главного судового коллектива создана и неплохо работает Военная организация большевиков, действующая под руководством Петроградского комитета. Так что нам полегче стало.

— Одних спроваживают в тюрьмы и штрафные батальоны, а на их место приходят десятки других. Так было, так будет, — бодро произнес Дыбенко. Он был в хорошем настроении, ему сейчас многое хотелось поведать Светличному, да спешил