Николай Долгополов - Легендарные разведчики

— А, возможно, у земляков разговор пошел бы откровеннее?

— Самое страшное для разведчика-нелегала нарваться на земляка: а кто у тебя в нашей любимой школе преподавал химию? И вот он провал, совсем близко. В Германии-тο Кузнецов никогда не бывал.

— А как возник обер-лейтенант Пауль Зиберт?

— Почти год Кузнецов томился у нас в тылу. Возмущался, писал рапорты, просился на фронт.

— Мне рассказывали, что Николай Иванович еще до «Победителей» успел побывать в тылу у немцев. Но рассказ — смутный, мне не совсем понятный. Упоминалась разведывательная операция в районе Калинина.

— Скорее Калининского фронта. И для меня ее детали не ясны. Кузнецов был заброшен в тыл к немцам. Провел там несколько дней, военные его деятельностью остались довольны. Вот, пожалуй, и всё, что мне удалось узнать. Но снова забрасывать Николая в тыл к немцам не торопились. Наконец включили разведчика в группу Медведева. Приказ подписал нарком НКВД Меркулов — уровень высочайший, уже говорящий о том, каких результатов ждали от Кузнецова.

В начале 1942-го под Москвой нашли документы убитых немецких офицеров. Приметы Пауля Зиберта — рост, цвет глаз, волос, даже группа крови — ну всё сошлось с кузнецовскими. Правда, Зиберт был 1913 года, а Кузнецов на два годка постарше. Кстати, родом Зиберт — из Кёнигсберга, теперь нашего Калининграда.

Несколько месяцев шла напряженная подготовка. Прыжки с парашютом и стрельба из разных видов оружия были в ней не самыми трудными испытаниями. Хотя вдруг выяснилось, что отличный охотник Кузнецов прекрасно стреляет из карабина и весьма неважно — из пистолета. Было это очевидно и Кузнецову. Через три недели он уже поражал цели с обеих рук: из парабеллума и из «Вальтера».

Кузнецову предстояло понять устройство чужой армии, освоить непривычный даже для него сленг. Непросто оказалось вникнуть в запутанную систему немецких спецслужб.

Ему показывали фильмы с кинозвездой Марикой Рёкк. Он видел картины любимицы фюрера Лени Рифеншталь, положившей свой талант на воспевание фашизма (и вдруг в наше время провозглашенной чуть ли не противницей гитлеровского режима). Он читал примитивные немецкие романчики, найденные в полевых сумках убитых немецких офицеров. Научился насвистывать любимые солдатские мелодии типа «Лили Марлен».

Потом под видом лейтенанта-пехотинца Кузнецова поместили в офицерский барак в советском лагере для военнопленных, находившемся под Красногорском. Держался он осторожно. Малейшая ошибка — и соседи по нарам не пощадили бы подсадную утку. А дисциплина, к удивлению Кузнецова, у пленных немцев была крепкая. И были они наглыми, уверенными, что вскоре всё равно возьмут Москву, что отсидка эта временная.

Спецагент прошел обкатку, нигде не засветился, принимали его фашисты за своего. В лагерном драматическом кружке, где он занимался (господи, был и такой), его ставили в пример другим за чисто литературное произношение. Он успел набраться так не хватавших жаргонных словечек. Даже завел приятелей, с которыми договорился встретиться после войны, до конца которой «было недолго». И, может быть, понял главное — противостояние двух систем-антиподов всерьез и надолго. Никаких следов разложения потерпевшей первое свое поражение под Москвой немецкой армии, о которых вещали наши газеты и радио, Кузнецов не заметил.

Начальство такое «проникновение» порадовало. Ведь как примут «подсадку», предположить было сложно — чужой окопный язык, непривычные манеры. И открывшийся при этом актерский дар полного перевоплощения превращал Кузнецова в настоящего нелегала.

Он томился в ожидании дела, его рапорты с просьбой отправить на любое задание скапливались у начальства, пока, наконец, не было принято долгожданное решение.

В отряде Медведева «Победители» появился боец Николай Васильевич Грачев. А в городе Ровно — обер-лейтенант Зиберт. По причине двух ранений он, по легенде, был «временно не годен к фронтовой службе». Отправляли Кузнецова на короткий срок. Никто не мог и предположить, что он продержится почти полтора года. Это уникальный случай, рекорд — выдержать столько с липовыми документами. Ведь глубокая проверка его моментально бы выявила. И он не давал поводов ни для малейшего подозрения. Отправили бы документы в Берлин — и конец эпопеи.

— Как вы думаете, почему обер-лейтенанту, а потом и капитану Зиберту, лично уничтожившему немало фашистских бонз, удалось продержаться так долго?

— Он был великим разведчиком. Да, сегодня это кажется невероятным: русский человек, гражданский, ни в какой армии ни дня не служивший и даже воинского звания не имевший, в Германии никогда не бывавший, действовал под чужим именем 16 месяцев. А небольшой город Ровно насквозь просматривался гитлеровскими спецслужбами — контрразведкой, тайной полевой полицией, фельджандармерией, местной военной жандармерией, наконец, СД. Кузнецов же не только приводил в исполнение смертные приговоры фашистским палачам, но и постоянно общался с офицерами вермахта, спецслужб, высшими чиновниками оккупационных властей. Сколько ценнейших сведений он передал! Чего стоили одни только данные о готовящемся в Тегеране покушении на Сталина, Рузвельта, Черчилля!

— А если бы немцы все-таки захотели проверить личность Зиберта? Интендант, пусть и после тяжелого ранения, но уж слишком долго оставался он в Ровно.

— Тут многое зависело от двух факторов. Первый — от легенды. Второй фактор — мастерство разведчика. С мастерством — всё ясно. А легенда была разработана блестяще. По ней Зиберт совсем не относился к интендантским крысам, которых не любили фронтовики. Ведь был ранен в тяжелых боях под Москвой, о чем свидетельствовала нашивка на кителе. Какие же огромные потери понесла тогда его часть, даже штаб был полностью уничтожен! А начал воевать еще «с польского похода», с сентября 1939-го, когда и заработал всегда красовавшийся на мундире Железный крест — пусть и второй степени.

Вскоре Кузнецову повезло: «его» 76-я дивизия была уничтожена в 1943 году под Сталинградом. Вряд ли кто-то из бывших реальных однополчан Зиберта остался жив. Разве что попал в плен. А если уж для глубокой проверки обращаться в Берлин, где могли как следует покопаться в архивах, то нужен был какой-то конкретный повод, явное подозрение. А Кузнецов-Зиберт их не давал. Он следил за мелочами с удивительной даже для Медведева тщательностью. Как-то ему показалось, что надеваемая им немецкая офицерская форма не достаточно отглажена. Утюга в отряде не нашлось. И тогда мундир отгладила… нагретым на костре топором Симона Кримкер. Для будущей разведчицы-нелегала это был отличный урок: мелочей в этой профессии быть не может. Или другой эпизод. Попал еще в Москве в руки чекистов мужской перстень с замысловатой монограммой. И по просьбе Кузнецова ювелир переделал гравировку на PS — Пауль Зиберт. Дорогое украшение Кузнецов, отправляясь в Ровно в форме обер-лейтенанта, надевал на палец, когда хотел произвести впечатление на важного и нужного ему собеседника. Крошечная деталь — но и она естественным и правдоподобным образом дополняла облик нелегала.