Коллектив авторов - Дети войны. Народная книга памяти

Не обошлось и в нашей семье без неприятного случая, о котором я узнал только через сорок лет, в начале 80-х годов.

После похорон одной маминой родственницы я спросил, а что стало с бабушкиной племянницей Асей, она ведь жила на Карповке некоторое время. Дочь покойной, моя троюродная сестра, родившаяся после войны, сказала: «Ты же знаешь, она была на девятом месяце беременности. Твоя мама умирала, и она ушла от вас с ее карточкой. В феврале она родила, и вот здесь ее сын. – Я не знал, что Ася была беременна, за мои девять лет никто из близких не рожал, я этого не понимал. – Ну как это, ты что, не видел большого живота?»

А после войны она боялась прийти к бабушке.

Асин сын подошел ко мне и спросил, какой была его мама в молодости, я растерялся, сказал какую-то глупость. Но бабушка наверняка все знала и никаких разговоров на эту тему никогда не вела.

Жаль, что Ася потом не появилась с маленьким сыном, не обняла свою двоюродную сестру Надю, тетю Маню. Ася обладала оригинальной внешностью: глаза чуть раскосые, как у китаянки, голос чуть сипловатый, рост небольшой. Очень приятная, а то, что перед родами ей надо было есть, это наверняка бы все поняли.

Приближалась весна. Бомбежек я уже не помню, а обстрел стал какой-то обыденной деталью быта. Госпиталь под окнами, в него все стреляли, но ни разу не попали, хотя снаряды кругом рвались, стекла летели. Из окна было видно, как люди привозят своих умерших родных на санках и оставляют их около сарая, превращенного в морг. Однажды увидели, как какой-то человек что-то выворачивает из челюсти покойника. Яша спустился вниз, сумел отогнать мародера.

Дедушкин госпиталь из разбомбленного Инженерного замка перевели в Александро-Невскую лавру, и мы туда попасть не могли.

То ли в марте, то ли в апреле, когда стало таять, власти решили восстановить водопровод и канализацию. Оказалось, все специалисты в этой области находились в армии или в ополчении. По распоряжению Жданова отозвали из армии десятка два инженеров и несколько десятков рабочих-сантехников. В числе отозванных из армии был и мой отец, по основной специальности, как теперь говорят, «фабрично-заводское строительство». Не знаю, в каком районе он восстанавливал, но не в Петроградском.

Случился такой эпизод. Рабочие везли на телеге трубы. Лошадь – или старая, или больная – упала и умирала. Рабочие пытались ее поднять – никак. Тогда они ее прирезали, разделали и разделили между собой. Часть ноги отдали своему начальнику – моему отцу.

Но, поскольку они зарезали еще живую лошадь, этим занялось НКВД, нервы потрепали, но дело все же заглохло.

Мясо с ноги мы отдали бабушке, а сами на Шамшевой сварили кость. Бульон тоже отнесли на Карповку, но есть его надо было очень осторожно, желудки-то уже отвыкли. Потом распилили кость и сварили еще раз, а потом и в третий.

К маю водопровод работал, вода текла, не надо было больше ходить на Неву, и канализация тоже заработала. Вода, правда, подавалась не все время.

Отца обратно в армию не взяли. Он устроился на завод «Электрик», поближе к дому.

Вероятно, в конце апреля, а может, уже в мае жителям Петроградского района раздавали семена для выращивания овощей в Ботаническом саду. Все дворы перекопали, устроили грядки: турнепс, зелень, морковка. Картошки не было. Площадь, где теперь памятник Тарасу Шевченко (все уже забыли, что после смерти Жданова ее назвали площадь Жданова), – это огород при госпитале. Когда там стали появляться росточки зелени и мальчишки их таскали, работники госпиталя, если удавалось, ловили мальчишек и сажали в сарай, где морг. Погода уже теплая, трупы разлагаются, наказание суровое. Я, правда, в этих «акциях» не участвовал.

Первым овощем был турнепс. Он рос очень быстро, большие плоды, сочные, вкусные, а ведь считается кормом для животных.

Но я вернусь в начало весны. Мы, трое мальчишек: Паша Виноградов, Вадик, я – и одна девчонка, дочь дворничихи Люська, – собирались в подвале и покуривали (мой дядя, авиамеханик, перед войной приезжал в отпуск и оставил несколько пачек «Звездочки» – папирос «Красная Звезда», еще их называли «гвоздики» – очень тоненькие). Голова кружилась, но мы пытались быть взрослыми.

Я – главный рассказчик. Только что прочитал книжку «Мадам Во. Воспоминания проститутки» (мне ничего не запрещали читать). Всерьез обсуждали и были уверены в том, что в половые связи вступают только проститутки. Про беременность не знал, а про проституток знал.

Иногда заходим в дворницкую к Люське, под аркой дома № 20. В первый раз зашел и ошалел: это просто музей красивой мебели из красного дерева. Была такая практика в блокадную зиму: дворники знали всех жильцов, и, когда кто-нибудь уже не мог ходить за хлебом, за водой, дворники помогали этим людям, а когда те умирали, дворники забирали хорошую мебель, а может, и что-нибудь другое.

Была такая практика в блокадную зиму: дворники знали всех жильцов, и, когда кто-нибудь уже не мог ходить за хлебом, за водой, дворники помогали этим людям, а когда те умирали, дворники забирали хорошую мебель, а может, и что-нибудь другое.

Но сейчас о хорошем. На 1 мая директор школы на Плуталовой (теперь – гимназия № 46), работавшей всю блокаду, пригласил всех окрестных детей на торжественный обед. Я там никогда не учился, но и я был приглашен. Сели за длинные столы, нам дали суп из хряпы, паштет из одуванчиков (хотя какие одуванчики 1 мая) и кисель – розовый, на сахарине. Кисель давали в добавку. Видели бы вы светящееся лицо директора, которому удалось организовать для ребят такой пир!

А ведь обстрелы продолжались. Правда, тогда уже было известно, что Говорову удалось наладить контрбатарейную борьбу.

Поэтому по радио говорили: «Начинается обстрел Петроградской стороны», – а завтра – другого района.

Мама в мае уже понемногу ходила. Это было просто здорово! Я уже собирал понемногу крапиву и лебеду на месте нынешнего ДК им. Шелгунова. Мы ели лепешки из лебеды, салат из крапивы и уже с зеленым луком.

Еще один памятный летний день. Мой родственник, муж одной из теток, инженер-капитан второго ранга, служил на одном из кораблей на Неве. Его на день отпустили, и он как-то договорился с детсадом в парке Лесотехнической академии о фотографировании детей. Он прихватил меня с собой, мы туда дошли, детей он сфотографировал, нас за это покормили.

На август была намечена эвакуация завода «Электрик».

11 августа мы собрались на Финляндском вокзале, сели в вагоны.

Артобстрел. Все вышли, опять сели, и так – трижды. Потом все же поехали, добрались часам к шести до Борисовой Гривы. Там всех высадили. С вещами, по мелколесью, пошли к Ладожскому озеру. (Кто-то по радио говорил, что их везли к озеру на машинах. Нет, нас не везли, мы шли сами.) На берегу нас предупредили, что в предыдущую ночь немцы разбомбили несколько катеров, кто боится – может уйти назад. Никто не ушел, да и куда идти?