Александр Михайлов - Маяковский

Маяковский попросил присутствовавшего на одном из его выступлений артиста Артоболевского вступить с ним в соревнование: кто лучше прочитает «Необычайное приключение». При этом отнесся к чтецу с полным уважением, спросил: «А вы не обидитесь, если после вас я сделаю свои замечания и прочту его по-своему?» И после чтения отметил, что «у артиста красивый голос», но что исполнение все-таки «актерское». Прочитал сам. Прочитал превосходно, выслушал замечания Артоболевского. На вопрос: кто лучше? - публика отвечала разноречиво. Хотел было голосовать, но не стал. И всегда впоследствии принципиально отстаивал преимущество авторского чтения. Маяковский на сцене был «поэт-театр». «И все его снимания пиджака, вешания его на спинку стула, закладывания пальцев за проймы жилета или рук в карманы, наконец, ходьба по сцене и выпады у самой рампы - были действиями поэта-театра...» (П. Незнамов). Театральные работники завистливо посматривали на его выступления: какой прекрасный материал пропадает для сцены!..

Располагало публику поведение Маяковского. Чаще всего он входил на сцену, деловито здоровался, ставил на стол бутылку нарзана или графин с водой, доставал из кармана свой плоский стаканчик, который постоянно носил с собой, снимал и вещал на спинку стула пиджак, поддергивал (или даже закатывал) рукава рубашки и объявлял: «Начнем работать». И та серьезность, деловитость, с какой он «устраивался» на сцене, вызывала к нему доверие как к человеку слова и дела.

Конечно, тут есть и элементы игры, почти незаметной для внешнего наблюдения. Публика быстро привыкает к его манере держать себя на сцене. Привыкает и принимает эту манеру.

Маяковского раздражали вопросы о поэтах: кто лучше, кто хуже?

В Харькове на вечере спросили:

- Почему вы считаете, что Андрей Белый хуже, менее талантлив, чем «красный Маяковский»?

- Да уже потому, - ответил Маяковский, - что он «белый». Нечего мериться талантами, не это важно. Важно то, кому талант поэта служит, для кого, для чьего дела он работает.

Вечера и выступления - это работа. Трудная работа.

- Все-таки устаешь, - говорил он Кассилю, вышагивая по тротуару после вечера в Политехническом. - Я сейчас как выдоенный, брюкам не на чем держаться. Но интересно. Люблю. Оч-ч-чень люблю все-таки разговаривать. А публика который год, а все прет: уважают, значит, черти. Рабфаковец - этот сверху... удивительно верно схватывает. Приятно. Хорошие ребята.

Поездки и выступления, отнимая много времени, не заслоняли целеустремленной издательской, журналистской и общественной деятельности, они были частью ее, ибо Маяковский в лекциях и докладах большое место уделял именно этим вопросам: он говорил о пропаганде книги, о Лефе, о литературных делах, прямо вводя своих слушателей в существо споров с конкретными противниками...

Не охладила его и неудача с журналом «Леф». В конце августа - начале сентября 1926 года, он пишет заявление в отдел печати ЦК ВКП(б) и в Госиздат об издании журнала «Новый Леф», обосновывая свою просьбу задачей «использовать искусство для социалистического строительства одновременно с максимальным повышением качества этого искусства», связывая задачи журнала с «очередными задачами, выдвинутыми партией и Советской властью».

И на этот раз разрешение на издание журнала было получено очень скоро. Госиздат даже обязался выпустить первый номер в декабре, но все же не успел. Журнал стал выходить с января 1927 года. Причем, выступая на вечерах, Маяковский сам проводил подписку на журнал (как иногда садился в кассу и сам продавал билеты на свои вечера).

Первый номер журнала «Новый Леф», вышедший в начале января 1927 года, открывался передовой статьей «Читатель!», написанной Маяковским. «Читатель!» - программная статья. Программа «Нового Лефа» мало чем отличается от программы его предшественника - «Лефа». Но здесь Маяковский справедливо указал на опасность измельчания культуры под влиянием нэпа. «Рыночный спрос, - говорится в статье, - становится у многих мерилом ценности явлений культуры», а «мерило спроса часто заставляет людей искусства заниматься вольно и невольно простым приспособленчеством к сквернейшим вкусам нэпа».

На болотной почве нэпа пышным цветом расцветал отравленный букет того, что сейчас называется «масскультом». Маяковский это видел и чувствовал острее многих современников. Поэтому тезис: «Леф - видит своих союзников только в рядах работников революционного искусства», - выдвинутый в статье, имел вполне практическое и политическое значение!

В статье повторяется тезис о том, что Леф «искусство отображения жизни заменяет работой жизнеустроения». С этой позиции Леф не сдвинулся. Но в целом Маяковский ратовал за искусство действенное, революционное по духу, подчиненное задаче обновления мира. Этот пафос был ярко выражен в напечатанном в первом номере стихотворении «Письмо писателя Владимира Владимировича Маяковского писателю Алексею Максимовичу Горькому».

В издательском плане дело с «Новым Лефом» пошло лучше, чем с его предшественником. В феврале вышел уже второй номер, в марте - третий... Во втором номере опубликовано стихотворение «Нашему юношеству», отрывки из сценария «Как поживаете?» и статья «Караул!».

Статья остро полемическая. Маяковский с гневом и болью пишет о том, как неквалифицированно работают с авторами руководители Совкино, он рассказывает, как шло обсуждение его сценария «Как поживаете?». В одном случае - «под сплошную радость и смех» с последующими безудержными похвалами (слушали специалисты), а в другом - «слушали с унынием» и: «Сценарий непонятен массам!» (слушали члены правления Совкино, отклонили).

Маяковский справедлив в своем гневе:

«Почему у бухгалтера в культуре и искусстве решающий голос, - спрашивает он, - а у деятеля культуры и искусства даже нет совещательного в их бухгалтерии?»

Многие встречи во время поездок по городам превращались как бы в студийные занятия. Маяковский никогда не отказывал в просьбах встретиться литкружковцам, начинающим поэтам, журналистам, он умел вести эти встречи на уровне откровенного товарищеского разговора о литературе, о стихах. К нему охотно шли, напрашивались, учились у него.

Как-то в Пензе не было времени для специальной встречи с рабкорами, и Маяковский пригласил их в гостиницу, в свой номер. К великому смущению администрации, собралось человек пятьдесят: как они разместились в комнате - представить трудно. Не только, конечно, на стульях и диванах, но и на полу.

Такие встречи не обходились без чтения стихов молодыми поэтами, разбором их Маяковским. Он строг, как правило, не льстит молодым, не допускает снисхождения. Поэзия не терпит дилетантства. Мастерство, стиховая культура - непременные условия для занятия ею.