Сергей Есин - Дневник 1984-96 годов

Ганичев подскакал к Сергею Александровичу Филатову. Чуть позже он же и рассказал мне, что в СП "скандал": ПАУ (объединение Бондарева, Ларионова, Журавлева) присудило премию имени Шолохова Г.А. Зюганову. Средства массовой информации в соответствии с предыдущими годами оповестили всех, что премию присудил Союз писателей России. Союз немедленно присудил премию покойному Можаеву и еще кому-то. Президент, удовлетворенный верноподданическим поступком русских писателей, прислал поздравления — вот с этими-то сообщениями и поправками Ганичев ходил к Филатову докладывать.

Утром собрал небольшое совещание по диссертации Калугина. Были Гусев, который решил у себя на кафедре эту диссертацию доделывать, найдя, что диссертация годится и как теория; Скворцов, который практически у меня за спиной решил обсуждать эту работу на кафедре, не просто как книгу, а как диссертацию; Минералов; Горшков, который "диссертацию" прочел и уверяет, что в ней нет ни единой крупицы науки, а только перепевы Лурье и Лихачева; Толкачев, как зритель и свидетель.

Мое сообщение состояло в том, что: а) я не для того создавал специализированные советы, чтобы за моей спиной через них пропускать негодную и малонаучную продукцию; репутация диссертации — это репутация и моя, и Литературного института;

б) если вы, господа, так относитесь ко мне и так поддерживаете моих и института недругов, то отныне я не чувствую себя связанным с вами морально.

Стали говорить, что пошел пресс и наплыв: Авчинникова, Писарева, Баканова. У всех диссертации недотянутые, но все уверены, что у себя их пожалеют, не завалят, пропустят снисходительно. Это значит, что слух уже прошел: у нас полегче, посвободнее, поблатнее, чем где бы то ни было. Я так и сказал.

Потом все оправдывались, виляли, но понимали, что принимают участие не в очень благородном деле. Собственно, текста Калугина мне смотреть было не нужно, я помню, как Васенька года три назад читал на ученом совете свой доклад. Заказали ему как специалисту сообщение об Аввакуме, а он прочел что-то между Курбским и Грозным. Я тогда же понял, что он и не самый умный человек, и не очень грамотный ученый. Грамотный бы выкрутился. Писал популярную книжку, из нее с наглым и победительным видом и прочел главу. Чутье-то на плотный и сочный текст с пульсирующей мыслью у нас, господа, есть.

24 мая, пятница. С грустью сознаюсь, что моя попытка многих лет удержаться от ведения ежедневника, "склеротички", как называет его Ваня Панкеев, куда можно заносить свои планы на много дней вперед, оказалась неудачной. Завел. Раньше я все держал в памяти, плыл иногда по волнам, но тем не менее в главном никого не подводил и успевал.

Вот мое расписание на сегодня:

8.45 — Стенфорд, муж Сары Смит, которая ползимы преподавала мне английский, приехал в Москву и теперь по старой дружбе совершенствует в языке меня. Я занимаюсь с ним до десяти, до начала работы, два раза в неделю.

13.00 — Должны приехать Б.А. Кузнецов, Вацлав Михальский и еще один деятель книжной торговли из московской мэрии по поводу организации постоянной летней ярмарки во дворе института. Мэрия к институту, да и ко мне относится неплохо, и хотя представляю, какие возникнут трудности с уборкой мусора, с порядком, с размещением лотков с книгами и стоянками автомашин, даже с туалетом, ибо если эту проблему не решить, то загадят весь двор, — разрешил.

А между тем у меня с 12.30 начался кандидатский экзамен по философии. Я еще с горечью вспоминаю экзамен по теории литературы, когда один из студентов-выпускников не смог ни единого слова сказать ни о Тютчеве, ни о Мандельштаме. Я пережил физическое чувство позора. Надо бы, конечно, поставить парню двойку, но наши ревнители справедливости и свободы, дабы затереть отсутствие собственной работы, надавили на меня, я не захотел конфликтовать, поступил, как и всегда в жизни, конформистски и согласился на тройку. Боже, каких же преподавателей для провинции, светил местных университетов мы готовим! А ведь еще протиснется и в Москву, начнет преподавать в столице. Впрочем, диссертацию, может быть, и напишет, есть какая-то бойкость заемных фраз. Но и диссертация у него будет в цейтноте.

Порадовал ответ девочки, специализирующейся по стилистике. У нее в билете был вопрос о "Герое нашего времени". Я приготовился к знакомым еще со школьной скамьи дефинициям, но внезапно она заговорила о литературной традиции того времени, и получалось, что роман не гора в долине, не одинокий колосс, а некая литературная дискуссия, и Лермонтов, как и любой литератор, был подвержен и литературной моде, и стремлению к дискуссии. Это было так неожиданно, что я не утерпел и принялся думать, кто же ей читал в институте этот период. Про себя я назвал всех троих: Лебедева, Дмитренко и Еремина. Но я забыл, что в свое время читал и Минералов, а оказался именно он.

Вспомнил о Лебедеве, но о нем позже. Пришло новое коллективное письмо, подписанное студентами. Письмо явно инспирировано кем-то из вражеского лагеря. (Ненавижу себя, что написал эти слова "вражеский лагерь", опустился до несвойственной мне терминологии и мировосприятия.) Жалко и ребят, будущих и сегодняшних литераторов, которые опустились до коллективных писем. О писатель, действующий в одиночку в этом мире!

Если о Минералове, то такая в обиходе зануда, но как знающ, как много на лекциях дает нового и оригинального материала! Но если об экзаменах по философии, то я еще раз понял, какое значение имеют хороший и добросовестный лектор и его требовательность. Здесь важны не его артистизм, не эффектность, а тяжелая повседневная, часто нудная работа. Здесь должен сказать, что росту уровня подготовки в институте по философии мы обязаны кафедре и, конечно, Александру Ивановичу Зимину.

16.00 — Вручение премии имени Шолохова Г.А. Зюганову.

До этого, в четверг, на совещании у Пулатова по поводу юбилея А.А. Фадеева у своего бывшего дружка Арсения Ларионова я выяснил, что информация В.Н. Ганичева, о которой я услышал в болгарском посольстве, грешит неточностями. Учредителями этой премии являются не давно исчезнувшее ПАУ, а "Молодая гвардия", "Современный писатель", "Международное сообщество писателей" и другие не менее почтенные организации.

К сожалению, перед началом церемонии состоялся довольно длинный концерт, гда три прелестные русские женщины пели песни, и русские, и советские. Все это было мило, но я не был на это настроен. Мне даже показалось, что затягивается торжественная часть, потому что не приехал главный герой. Кроме Зюганова, премию присудили также Е. Носову и А. Кешокову.

Кстати, в самом присуждении этой премии политическому деятелю не было ничего неожиданного. Ранее эта премия присуждалась Кастро и боснийскому сербу Караджичу. Но и Кешоков, и Зюганов были на месте. Больной и старый Носов прислал телеграмму.