Виктор Баранец - Потерянная армия: Записки полковника Генштаба

При первой встрече с неким Игорем, корреспондентом (как он мне представился), я дал общую информацию, что знаю человека, который совершил это преступление. Его это заинтересовало, и он предложил встретиться с зам главного редактора газеты «МК». Через некоторое время мы встретились втроем. В процессе нашего разговора эта женщина стала задавать мне наводящие вопросы, подсказывать некоторые нюансы дела, о которых я не знал. В конце разговора она сказал, что даст мне деньги в сумме 2 тысяч долларов США, если я повторю все, что она мне скажет, в присутствии человека, который решит, насколько эта информация достоверна. Вскоре мы встретились, это был следователь прокуратуры Казаков Владимир Иванович, который показал мне свое удостоверение личности. Он попросил, чтобы я тоже предъявил документы. Я предъявил военный билет на имя военнослужащего срочной службы Андриевского.

По факту происхождения данного документа докладываю, что военный билет на имя Андриевского я нашел недалеко от КПП в/ч, на территории, прилегающей к КПП со стороны улицы. Документ я нашел за несколько месяцев до происшедшего. В создавшейся ситуации я решил воспользоваться этим билетом и приклеил туда свою фотографию.

После того как мы предъявили друг другу свои документы, Казаков попросил выйти из машины Игоря и зам главного редактора. Когда мы остались в машине одни, он стал задавать вопросы по существу дела. Я отвечал так, как мне говорила зам главного редактора во время нашей предыдущей встречи, а именно: она рассказывала о времени совершения убийства, как это произошло, некоторые детали об устройстве дипломата; и также другие детали, которых я сейчас не помню. Еще размеры, цвет дипломата; размеры и качество заряда, способ приведения в действие и т. д.

В процессе разговора следователь несколько раз заострял внимание и переспрашивал о вышеуказанных деталях. Также он задавал вопрос о поведении Ожегова (фамилия офицера была изменена в интересах следствия. — В. Б.) в день убийства. Я ответил, как меня сориентировала зам главного редактора, что в этот день Ожегов приехал утром в расположение и до 9.00 он уехал на своей машине с дипломатом в руках.

После этого Казаков сказал мне, что кто-то в декабре звонил в газету «МК» и предлагал дискету с информацией по факту убийства Холодова. Я ответил ему, что в декабре я никак не мог звонить.

Находясь в марте месяце в г. Моздоке, я часто думал о том, что сделал. Я не мог больше держать все в себе и рассказал обо всем моим друзьям ст. л-ту Панову и ст. л-ту Туркову. Они посоветовали мне все рассказать ком. отряда м-ру Петрову. Что я и сделал. М-р Петров посоветовал написать настоящую правду тому человеку, который вел это дело, а именно Казакову В. Г. (в первом случае В.И. — В.Б.), и вернуть полученные деньги. Заявление я написал, а вот деньги вернуть не могу ввиду длительного отсутствия зам главного редактора газеты «МК» на работе.

Я очень сожалею о том, что сделал, и глубоко раскаиваюсь по части содеянного мной.

Ефр. с/сл. Маркелов А.Е.»…

Адвокат Сидоренко — Е. Володин утверждал, что у следствия есть показания Маркелова о том, что именно полковник (Сидоренко) уговорил ефрейтора пойти в «МК» и дать показания на Ожегова…

У Холодова очень непросто складывались отношения с руководством части, в которой служил Маркелов. Сокольнические командиры однажды даже оказывали давление на Диму, уговаривая его поместить компромат на командира бригады связи МЕЮ, которую, в конце концов, удалили из городка, разместив в нем десантников. В чем суть этой комбинации и конфликта, разыгравшегося между связистами и десантниками?

Сразу после трагических событий октября 1993 года наше военное ведомство решило создать в Москве более сильный оперативный кулак на тот случай, когда вновь понадобится наводить «конституционный порядок» (в Кремле остались недовольны тем, что армия не сумела быстро навести порядок в столице). Но связистам страшно не хотелось покидать насиженное место и уступать его десантникам. Между ними начались явные и скрытые свары.

К этой борьбе противоборствующие стороны стали привлекать и московских журналистов, среди которых оказался и Холодов. Его как та, так и другая сторона стали «потчевать» компроматом на «противника» (по некоторым сведениями, именно в тот период и произошли наиболее интенсивные контакты между Димой и полковником Павлом Поповских, занимавшим высокую должность в Главном штабе Воздушно-десантных войск и, естественно, лоббировавшим интересы десантников).

Уже вскоре после начала следствия Поповских попадет в поле зрения следователей, которые будут держать его под колпаком вплоть до ареста в феврале 1998 года.

Хорошо знавший Диму полковник запаса Роберт Быков (бывший сотрудник пресс-службы МО) однажды посоветовал ему держаться подальше от конфликта между десантниками и связистами. То был мудрый совет: журналиста могли превратить в орудие противоборства, подбрасывая ему различного рода «компромат»…

Поначалу казавшаяся десятистепенной, сокольническая версия через некоторое время превратилась в одну из главных…

Многое было еще не ясно, хотя зацепки получались одна серьезнее другой…

И в этот самый период стали появляться люди, имеющие весьма приблизительное представление о деталях следствия по сокольнической версии, но, наслушавшись россказней лиц, «заинтересованных» в защите подозреваемых, запели их голосами и начали давать рекомендации профессионалам.

В одной из московских газет была опубликована статья Марии Дементьевой «Дело спецназа», в которой, кажется, собрана вся грязь, «работающая» против группы следователя по особо важным делам Генпрокуратуры РФ Леонида Коновалова и его подчиненных. Дементьевой все не нравилось. Ей не нравилось, что «…обыск начали не с кабинета задержанного, а с других помещений»… (словно есть какие-то жесткие инструкции, с какого именно края надо следователям начинать обыск).

Дементьева немалый арсенал взрывателей походя называла в своей статье «какими-то капсюлями» и заходилась горьким плачем по поводу того, что следователи придали им слишком уж большое значение (в том числе и боевому оружию, обнаруженному при обыске офиса Сидоренко)… Все это, оказывается, «пустяки»…

Дементьева передергивала факты и легко раздавала обидные ярлыки следователям Генпрокуратуры, обвиняя их в методах следствия 37-го года…

Даже весьма далекому от сути дела человеку сразу становилось ясно, что статья явно заказная.

Но самое опасное, на мой взгляд, состояло в том, что Дементьева своими выводами и комментариями пыталась вмешиваться в процесс следствия. Следователи подвергались ею яростной критике уже за то, что, не выяснив якобы всех обстоятельств дела, держат Сидоренко под арестом. Она восклицает: «Почему все трудности в деле Холодова должен нести на себе полковник Сидоренко?»