Михаил Суслов. У руля идеологии - Вячеслав Вячеславович Огрызко

руководство Итальянской компартии, которое 30 декабря «отлучило нас от социализма» (выражение Анатолия Черняева).

Секретарь ЦК Борис Пономарёв, отвечавший за связи с капиталистическими странами, дал своему аппарату задание подготовить материалы, разъясняющие нашу позицию по Польше и осуждающие итальянских партфункционеров. Сотрудникам Международного отдела ЦК он так и заявил: пора призвать итальянцев к порядку. Планировалось дать соответствующие статьи в «Правде» и журналах «Коммунист» и «Новое время». Но полную ответственность брать на себя Пономарёв не рискнул. Он хотел, чтобы все статьи санкционировал лично Суслов. А тот взял паузу.

Очередное заседание Секретариата ЦК 12 января 1982 года оказалось для Суслова последним. Обсуждали новое приветствие Брежнева трудящимся, очередной осетино-ингушский конфликт, обсуждение в парторганизациях закрытого письма ЦК «Об усилении борьбы с хищениями социалистической собственности, взяточничеством, спекуляцией».

В конце недели Суслову предложили лечь на обследование. На работе в последний раз он появился, кажется, в субботу 16 января, а в понедельник отправился в больницу. И 19‐го Секретариат ЦК вместо него проводил уже Черненко.

Мне кажется, есть смысл более подробно вникнуть в то, что происходило в аппарате ЦК с 12 по 19 января 1982 года, то есть между двумя заседаниями Секретариата ЦК.

Суслов ложиться в больницу вообще-то не собирался. Проведя 12 января один Секретариат, он готовился уже к другому, где ключевое место должны были занять польская проблематика и конфликт с итальянцами. Люди Пономарёва сразу после Нового года подготовили для центральной печати проекты нескольких статей с осуждением руководства итальянской компартии. Но время шло, а команд сверху не поступало. «Уже неделю проект упомянутой статьи, – записал в свой дневник 16 января 1982 года Анатолий Черняев, – лежит на столе у Суслова, а тот даже её не прочёл, и не захотел рассылать по Политбюро. Б.Н. <Пономарёв> жаловался: мол, ссылается на то, что сейчас главное – «польский фронт и необходимо отбить атаки НАТО, не допустить срыва переговоров по ракетам. А вы, мол, предлагаете открыть новый фронт борьбы. Зачем это нам нужно?!»

Но я думаю, что эта проблема геронтологическая, а не политическая и идеологическая. Возможно, он изменит точку зрения, когда прочтёт шифровку Лунькова о докладе Берлингуэра (текст-то его доклада по ТАССу получен лишь вчера вечером, хотя он состоялся 11.01)».

Позже выяснилось, что Суслов дал санкцию на статью для «Коммуниста» ещё в пятницу 15 января. А во вторник 19 января своё слово о статье должен был сказать уже Секретариат ЦК. На следующий день, 20 января, Черняев зафиксировал: «В понедельник, в обстановке такой же гонки пришлось доделывать статью для «Коммуниста». Суслов подписал текст ещё в субботу. Однако, когда посмотрели этот текст с точки зрения реноме нашего «патриотического органа» – «Коммуниста», стало видно, что он очень уж мелок. Фактически мы с Лихачёвым из «Коммуниста» сделали за несколько чесов что-то подходящее, солидное. <…> Вчера Секретариат ЦК этот текст утвердил – пойдёт во второй номер журнала».

В архиве найдена протокольная запись этого заседания Секретариата. Приведу фрагмент: «4. О публикации статьи с критикой позиции Итальянской компартии в связи с событиями в Польше.

Секретари ЦК обменялись мнениями по этому вопросу.

Статью имеется в виду опубликовать в журнале «Коммунист» с перепечаткой в журнале «Новое время»[357].

Другими словами, состоявшийся 19 января под председательством Черненко Секретариат подтвердил все установки Суслова. Однако спустя два дня Политбюро внесло коррективы в принятое решение. Оно поручило Пономарёву доработать статью, но дать её уже в «Правду» и потом организовать перепечатку в «Коммунисте». Интересно, что на заседании Политбюро, как до этого и на Секретариате ЦК, председательствовал Черненко. Однако поначалу он не рискнул поправлять Суслова. Теперь, стоило ему на короткое время взять бразды правления в Политбюро, он тут же всем показал, что иногда его слово может быть важнее указаний Суслова.

Ложась в Кунцево на обследование по настоянию Чазова, Суслов, по воспоминаниям Бориса Пономарёва, «был в хорошем отпускном настроении. Сказал, что после его возвращения работы у нас прибавится. До сих пор не знаю, что он имел в виду».

Но Пономарёв явно лукавил. Будучи кандидатом в члены Политбюро, он знал, что Брежнев собирался весной провести очередной пленум ЦК, запустить кардинальную реформу партийного и государственного аппаратов и ударить по коррупции. Но чего Пономарёв не мог спрогнозировать, это по какому сценарию пойдет пленум, точнее – подготовка к нему.

Всё шло к тому, что в преддверии намеченного пленума должны были столкнуться несколько могущественных кремлёвских группировок, каждая из которых по-своему видела дальнейшее переустройство политической и экономической жизни страны, а главное – своё будущее после ухода из власти Брежнева. Одни взгляды имела группа Черненко, к которой примыкали председатель правительства Тихонов и негласный хозяин Москвы Гришин. Другие – Андропов – Громыко – Устинов. Свои представления были у Суслова.

Похоже, Суслов понимал, что готовившийся пленум ЦК был для него последней возможностью повернуть общество на путь реформ, которые могли бы и страну сохранить, и вывести нашу экономику на новый уровень. Но он также осознавал, что одному стену в Политбюро ему не пробить. Не это ли подтолкнуло его к мысли о возрождении и укреплении альянса с Андроповым, о котором в 50‐х годах мечтал Куусинен?

Значило ли это, что Суслов готов был признать Андропова преемником Брежнева и будущим лидером? Вряд ли. Вопрос о выборе нового руководителя партии и страны для него пока оставался открытым. Андропов же понадобился для других целей.

Суслов догадывался, что у председателя КГБ имелись свои намётки по выходу Советского Союза из затяжного кризиса и свои мозговые тресты. Он считал, что ради спасения страны следовало объединить усилия и побудить Брежнева принять план именно их реформ. Кстати, очень многое говорит о том, что Суслов в каких-то вещах готов был пойти дальше, чем Андропов.

Выгодно ли это было Андропову? Безусловно. Он был убеждён, что подошедший к своему 80‐летию Суслов ни при каких обстоятельствах ни с кем не станет конкурировать за пост первого лица в стране. Это с одной стороны. А с другой – авторитет Суслова мог бы поработать на укрепление позиций в партии самого Андропова.

Кого не устраивало появление и усиление связки Суслова с Андроповым? В первую очередь Черненко. При таком раскладе он в скором времени мог бы оказаться у разбитого корыта. А ему этого не хотелось. В преддверии намеченного пленума ЦК по политическим и экономическим реформам не Андропов, а Суслов превращался для Черненко в самого опасного врага.

Ложась на обследование, Суслов собирался отключиться от всех текущих дел и сосредоточиться только на выработке стратегических решений. Он и в мыслях не мог допустить, что из больницы уже не выйдет.

По стечению обстоятельств где-то за год до диспансеризации Суслову заменили прикреплённого к нему врача Григорьева. Леонид Сумароков рассказывал: «Личным врачом Суслова (существовала такая «должность»