Валерий Золотухин - Знаю только я

Душа… а что это такое? Это ведь понятие мистическое, метафизическое. А дело актерское — оно конкретное. Данных у меня не хватало явно. И везде не хватало по чуть-чуть: тут бы сантиметра три росточку, там бы чуть-чуть скорректировать челюсти, чтоб язык шевелился при другой скорости. Конечно — ноги. Не хватало силы и здоровья в ногах, а отсюда и во всем теле. Оно хорошо мне служит. Но на коня я не могу вскочить… Я многого из-за того боялся. Я много занимался танцем, но я был ограничен в возможностях, и слава Богу, не старался поднять себя за волосы, а то бы потерял, что имел. И все-таки у меня был дар, у меня было обаяние, у меня был голос, в котором прозвучивался и рост (я вырастал), и блеск, и темперамент, да и ум, свой, не заемный. Нет, не завидовал я Филатову и никому на свете. Я просто сожалел иногда, что природа мне недодала по чуть-чуть для каждой роли, для высшей планки… И вот тут уместно вспомнить из молитвы Ассизского: «Господи! Дай мне силы не домогаться столь многого!»

25 июня. Воскресенье

Завтра пойду к начальству — надо хлопотать о театре. Надо, чтоб Губенко, это воплощение жлобства и мстительного хамства, все-таки был поставлен на место (а где оно, это его место?), чтоб он все-таки вернул то, что своровал.

27 июня. Вторник

Даже страшно писать, какой вчера я прожил день, что было… А был я в Кремле и говорил с помощником президента. Все, начиная с секретарши, встретили меня… может быть, и бывает лучше, но редко. Стороны остались довольны собой. Наше письмо Илюшину понравилось. То, что у Губенко «коммуняки» (его слово), здание используется не по назначению, — это мощный факт, аргумент противу Губенко и в нашу пользу.

«Я не могу ничего обещать, не могу решать за шефа, но думаю… В этой ситуации, сейчас, он может решить по-другому. Большой поддержкой мне было бы, если бы Лужков… он в начале этой недели должен быть у президента. Пусть Бугаев напишет письмо, а Лужков подпишет».

Я подарил Вик. Вас. «Дребезги». Президенту тоже, с надписью: «Уважаемый Борис Николаевич. Здоровья Вам, счастья. Храни Вас Бог. С надеждой на положительное рещёние «Таганского» конфликта, В.Золотухин».

Взамен В.В. подарил мне — и чтоб (непременное условие) стоял на столе! — цветной фотографический портрет первого президента России. «Я поставлю на стол, обещаю. Но если нам не вернут театр, я его…» — и показал, что порву. Помощник смеялся.

После репетиции «Живаго» и «Высоцкого» прорвались с Борисом к Ульянову, помощнику Лужкова, и передали для Ю.М. записку — напомнить президенту о Театре на Таганке. Под запиской — письмо к Ельцину. Большое дело, казалось, сделали вчера — каков-то будет результат? Но, главное, перед походом в Кремль я много молился и просил Господа о содействии в разговоре, помочь вернуть театр его законному хозяину. Илюшин, похоже, тоже на нашей стороне. Что же это такое?! Кто же помогает Губенко? Неужели Шумейко и Рыбкин[347] так сильны?!

29 июня. Четверг

Из аппарата президента сообщили — зачитали резолюцию, которую Ельцин на нашем (моем, моя подпись единственная) письме написал: «Если помещение театра используется не по назначению, то надо восстанавливать справедливость. Прошу заняться этой проблемой вместе с Ю.М.Лужковым». Это поручение С.Филатову[348]. «Лучшей резолюции не может быть», — так прокомментировал референт Илюшина Андреев В.Ш. Но наша умная Людмила Георг, не очень обольстилась этой резолюцией: «А мне не нравится. Это еще надо доказать, что не по назначению!»

Как бы то ни было, я свое дело сделал — до президента письмо дошло, нам сочувствуют. Надо ждать решительных действий от Лужкова. Надежда, мне кажется, теперь на него…

15 июля. Суббота

Молитва, зарядка.

Демидова снилась мне. А все из-за того, что мудак Глаголин заставил ее написать заявление об отпуске на три месяца без сохранения содержания. Два горлопана, С. и А., его-де вынудили!.. За год не сыграла ни одного спектакля. Быдло — оно и есть быдло, и плебс их толкает на такие тексты и возбуждает их кровь. Они не могут ей простить ее голубую кровь, белую кость и высокомерие, каким она удостаивает их вместе с Глаголиным. Демидова — знак «Таганки», актриса № 1, женщина, в конце концов. Когда мы говорим «Таганка» — мы слышим «Демидова, Славина, Высоцкий», мы не слышим «С.А.». Она перенесла такую операцию… И если вся губенковская братия кормится у Любимова, то Демидовой-то это уж можно было позволить.

13 октября. Пятница

Молитва, зарядка.

Вчера — встреча театральных деятелей с мэрией. После 5 бокалов вина Глаголин потащил меня к «телу» Лужкова. Пробились на последних мгновениях.

— «Таганский» вопрос когда будет рещён?

Мэр не понял, о чем речь, потом вдруг резко, громко:

— Все будет так, как хочет Любимов! Негодяйство, которое произошло… это просто негодяйство, когда ученики используют, претендуют на имущество того, кто это создал… И мы всё сделаем.

— Когда вы можете принять Любимова?

— В первый же день, — т. е. когда приедет.

— Нам грозят объединенной дирекцией.

— Никакой объединенной дирекции. Это принадлежит Любимову и за ним останется.

Вот такие простые, ясные, громкие тексты. Мы тут же к Бугаеву.

— Вы сразу написали на меня телегу… Объединенную дирекцию я предложил как компромисс. Не хотите — не надо.

— Но нам присылают ультиматум: к 1 ноября вопрос с вами будет рещён, объединенная дирекция…

— Да кто вам это сказал?!

15 ноября. Среда, мой день

Я разговаривал с Демидовой, с этой любимой моей женщиной, умницей и нежным, как ни странно, одухотворенным существом. У нее 1 ноября закончился отпуск за свой счет. Театру она нужна, и театр ей — без театра нельзя. «Найдите любую форму сотрудничества. Вы понимаете, что шефу неудобно такие вещи говорить вам, но мы все хотим. Наверное, если бы я был сейчас на вашем месте, а вы на моем, вы нашли бы для такого разговора более умные слова, но я говорю грубо: мы, театр, хотим платить вам зарплату, и всё».

5 декабря. Вторник

Молитва, зарядка.

Умер 3-го Кайдановский — мощный артист, хотя к таким натурам, каким был Саша, это прилагательное не прилагается.

Кто-то заметил — какой-то рок над теми, кто снимался у Тарковского. Никакого рока нет, по-моему. Солоницын, Кайдановский… Кто еще?..

Третий инфаркт убил Кайдановского.

20 декабря. Среда, мой день

Любимов довольно спокойно выслушал мои объяснения, почему я вышел из «Подростка», и сделал два-три замечания по вчерашнему «Живаго», которым, в общем, он остался доволен. Мы разбежались. Он какую-то отметку в российском паспорте вписал — временно проживает в Израиле, — а что это за самодеятельность, хрен его знает. Довольно легко я улизнул из театра. Теперь надо долететь и доехать до Между-реченска.