Династии Сперанских, Филатовых, Живаго, Овчинниковых и ХХ век. Записки счастливого человека - Алексей Адрианович Овчинников

восхождения, а затем вплотную подошли к небольшим скальным выступам, прикрывавшим сверху вход в гостиницу.

Высокогорный отель «Приют одиннадцати» был построен в предвоенные годы и по тому времени считался невероятно шикарным. Я видел на фотографиях двухместные номера и холлы «Приюта», увешанные коврами и картинами. Чуть ниже гостиницы была построена электростанция, снабжающая отель электроэнергией для отопления и освещения. В гостинице останавливались делегации иностранных альпинистов, в большом количестве приезжавших в нашу страну в конце тридцатых годов, чтобы подняться на самую высокую гору Европы. Было среди них много и тех, кто в форме дивизии «Эдельвейс» спустя три-четыре года преследовал убегающих от оккупантов жителей Нальчика, оттесняя плохо одетые и недостаточно вооруженные части Красной армии вверх по Баксанскому ущелью. «Приют» был захвачен немцами, но практически не пострадал во время войны. Мне рассказывали, что при освобождении Кавказа кто-то из наших известных альпинистов, то ли Гусев, то ли Гусак, командовавших батареей горных орудий, получил приказ расстрелять «Приют одиннадцати» с засевшими в нем гитлеровцами. Не выполнить приказ было невозможно, но и разрушить уникальный отель, для строительства которого все материалы и оборудование поднимали снизу на спинах людей и ишаков, тоже рука не поднималась. В результате была разрушена электростанция, стоящая чуть ниже «Приюта», а в саму гостиницу не попал ни один снаряд.

Я не знаю, в каком виде оставили «Приют» немцы, но то, что я увидел в июле 1957 года, спустя пятнадцать лет после его освобождения, запомнилось мне на всю жизнь. «Приют одиннадцати» был построен из дерева и обит снаружи листами дюралюминия. В здании было три этажа. На двух верхних жили спортсмены и «хозяин» базы. А нижний этаж весь целиком был превращен… в огромный общественный туалет. Верхние этажи кое-как отапливались, возможно, по кабелю, протянутому от Ледовой базы, а в нижнем царил вечный холод, который немного снижал интенсивность вони, пропитывающей все помещения «Приюта». Ни о каких коврах и картинах не было и воспоминаний. Весь снег под окнами, выходящими в сторону спуска в долину и вершины Донгузоруна, возвышавшегося на другой ее стороне, был завален пустыми консервными банками и бутылками. Эта помойка никогда не вычищалась, во всяком случае, в послевоенные годы.

Нас приняли довольно приветливо, отвели в комнату на втором этаже, чуть больше других и служившую столовой. Там стояли немытые миски и кружки, а в кастрюльках было довольно много остатков холодной манной и гречневой каши и остывшего кофе с молоком. Принесли хлеба с маслом и джемом. Мы взяли по миске и ложке, протерли их снегом недалеко от входа и с большим аппетитом навернули по полной, запивая холодным сладким кофе. Пустых комнат на втором этаже было много, но кроватей в них не было. Мы с маёвцами выбрали комнату почище, выгребли из нее мусор и устроились на ночлег на спальных мешках, постепенно привыкая к идущей снизу вони. Как объяснили нам «местные жители» – горнолыжники сборной команды России, туалеты в отеле давно не работали, воды не было, свет давали только на кухню, где стояли электроплитки. Уличный туалет переполнился и непригоден для пользования, и оставалось либо выходить ночью на снег при морозе ниже тридцати градусов, либо, презрев приличия, спускаться на первый этаж и искать при свете карманного фонарика комнату, куда еще можно было войти.

С трудом справившись с особенностями советского горного быта, на следующее утро мы с Юрой, Сергеем и Игорем надели ботинки, взяли лыжи и пошли вверх. Выходили по жесткому, леденистому снегу, а когда дошли до скал «Приюта Пастухова», в километре от нашего ночлега, солнце уже растопило снег и на спуске внизу нас ждала каша из мокрого талого снега. Достаточно плотный, почти зимний снег сохранялся лишь в районе «Приюта Пастухова» и выше него. Кроме того, нижняя часть спуска к «Приюту одиннадцати» была довольно пологой и неинтересной. К вечеру вновь похолодало, и мокрый снег стал превращаться в жесткий неровный лед, по которому поворачивать было почти невозможно. Так мы провели трое суток. После очередного дня, уставшие от неоднократных подъемов пешком на высоте более четырех тысяч метров и расстроенные от плохого качества летнего снега, мы лежали после ужина на спальниках в своей комнате и думали, что делать дальше. Неожиданно к нам зашел выпускник МАИ мастер спорта Виктор Курбесов. «Ребята, я хочу спуститься с вершины Эльбруса, – сказал он нам. – Мне нужны наблюдатели для фиксации спуска и страховки. Как вы насчет того, чтобы подняться завтра со мной до седловины, подождать там, пока я поднимусь на вершину, а когда я проеду мимо вас, спуститься следом за мной? Но нужно выйти не позже пяти часов утра, затемно. Подъем займет часов восемь-десять». Мы переглянулись. Мы на высоте уже почти месяц, а на «Приюте» только три дня. Осилим ли подъем на седловину? Ведь это более пяти тысяч метров. А с другой стороны, почему бы не рискнуть, ведь другого шанса на такое восхождение не будет. Скоро нам надо уезжать вниз. В общем, согласились.

Вышли в пятом часу утра почти в полной темноте, лишь при свете южных ярких звезд. С собой взяли немного хлеба и по банке сгущенки. Лыжи прикрутили поперек спины под клапанами пустых рюкзаков, в руках – палки, на ногах горнолыжные ботинки. На крутом подъеме их жесткими носками можно глубоко врубаться в снег. В кедах идти по жесткому, леденистому склону опасно. Постепенно восточная часть неба стала светлеть. Через пару часов пути, когда мы дошли до скал «Приюта Пастухова», еще невидимое из-за гор солнце осветило вершины Эльбруса, и они окрасились в нежно-розовый цвет. Наконец справа от нас появился край солнца, и весь Эльбрус стал розовым. Подъем стал заметно круче. Мы шли очень медленно, было трудно дышать и переставлять отяжелевшие ноги. Десять шагов, остановка, снова десять шагов, и снова остановка. Солнце постепенно поднималось все выше и выше. Но снег оставался плотным и смерзшимся. Было полное безветрие, и освещенная часть лица чувствовала солнечный жар, тогда как ухо, находившееся в тени, немело от мороза. Подошли к еще каким-то небольшим скалам, где немного посидели и высосали по очереди банку сгущенки, заедая ее снегом. После этого захотелось пить. Снег под ногами был сухим и твердым и даже во рту не сразу таял. Стали подниматься немного левее, наискосок по склону, чтобы выйти к седловине. Влево вниз уходил довольно крутой спуск невероятной длины. «Смотрите не проскочите выход к „Приюту Патухова“, иначе потом не подниметесь. Спускаться строго по моим следам», – приказал наш ведущий. Часам к двенадцати подъем