Александр Шульгин - PiHKAL

Урсула может здорово запутать всех нас. Она может оказаться верной, преданной, способной на настоящее чувство и все такое. Может, она даже научилась получать сексуальное удовлетворение. С таким-то мужчиной, как Шура, который отдает немало времени сексу, это вполне возможно.

Я улыбнулась, возвращаясь к своим воспоминаниям. Как-то в самом начале наших отношений Шура отметил странную привычку американских женщин брить подмышки и ноги. Он сказал мне, что ему гораздо больше нравится, как поступают европейские женщины, не препятствующие росту волос. Как поделился со мной Шура, волосы — это один из самых сексуальных признаков женщины, и он не понимает желания сбривать их где бы то ни было. Я пошутила, сказав, что, возможно, это какое-то глубоко укоренившееся проявление педофилии в американской психике, добавив, что мне, в общем-то, самой нравятся волосы на теле. Без сомнения, в своих ранних фильмах Софи Лорен выглядит просто великолепно и с небритыми подмышками. Еще я пообещала Шуре, что, если буду жить с ним всегда, то с удовольствием откажусь от бритвы до конца своих дней.

Внезапно я осознала какую-то внутреннюю перемену и заметила, что допрыгнула до плюс двух всего лишь за последние пятнадцать минут. Я отчетливо чувствовала, что мое состояние изменилось, но никаких сильных зрительных эффектов еще не наблюдала. Никакой ряби или волн перед глазами не было. Ощущение усиления воздействия нарастало, словно мир собирался с силами и готовился передать мне некое послание. Однако это было обычное явление для переходной фазы, и оно имело место в случае с любым галлюциногеном.

Пора задавать серьезные вопросы и посмотреть, какие будут ответы. В конце концов, этот опыт может оказаться последним на долгое время. Начнем с простого: в чем смысл и цель жизни?

Ответ пришел ко мне без всякого напряжения, почти случайно: «Смысл и цель жизни в самой жизни».

Ладно. Я рада, что мы это выяснили.

Тут последовало продолжение.

— Все существование есть проявление Единого разума. Аллах, Основание всего сущего, Я, Бог — вот некоторые названия того, что формирует самое себя, любит себя, ненавидит себя, учит себя и учится у себя, рождает и питает себя, убивает и пожирает себя, неизменно и бесконечно.

Я по-прежнему сидела застывшая, без малейшего движения. Потом сделала глубокий вдох и выдох.

Господи Боже мой! Попробуй уютно устроиться с ЭТИМ перед камином у себя дома!

Я почувствовала, что замерзаю. Это обычный озноб во время перехода, подумала я, и пошла за легким хлопчатобумажным покрывалом, в которое можно было завернуться.

Вернувшись обратно в свой уголок на диване, я сделала еще одну попытку.

Что такое любовь?

«Любовь — это когда говоришь «да» от всего сердца».

Теперь спросим про что-нибудь неприятное, подумала я, зададим вопросик, который всегда выглядывает из-за угла.

А как насчет той части… Бога, Оно или что там есть, которая убивает и уничтожает?

«Она служит жизни, она нужна, чтобы не дать циклу остановиться. На уровне Бога уничтожение и смерть тоже являются способом сказать «да» жизни».

Я не могу остановить этот процесс. Вопросы возникали сами собой, а ответы проталкивались внутрь меня мгновенно и безжалостно.

Это не объясняет одиночество, боль, садизм, пытки — всю жестокость и страдания! Почему темная сторона должна быть настолько темной, злой, такой ужасной?

«Чтобы существовала жизнь, в мире должна быть двойственность — да-нет, положительное-отрицательное, мужское-женское. Чтобы существовала жизнь, у Единого должно быть две половины, Инь и Ян, каждая из которых определяет себя через противоположную: свет не поймет, что он свет, пока не встретит тьму. Без этого дуализма будет лишь Семя, но не цветы. Тьма существует. Свет существует. И первая, и второй растут, изменяются и преобразовываются, ищут новые формы, выражают себя по-новому, уничтожают и вновь порождают себя вечно».

Мою душу тяготило серое, безжалостное бремя.

Я сошла с ума. Это не смешно. Хотела бы знать, будет ли во всем этом хоть какой-нибудь проблеск надежды.

«Внутри Инь есть островок Ян, как в пределах Ян есть островок Инь».

Господи, где же ЭТО оставит меня?!

«Там же, где ты начала».

Острый приступ отчаяния угрожал взять надо мной верх; я отпихивалась от него всеми силами.

Здорово. Спасибо огромное. Где искать сострадание, заботу и все остальное, когда в них нуждаешься? Где искать любовь в этой ужасной огромной вселенной?

«Ты ищешь сострадание и заботу в той стороне Единого, которая любит, во Христе и Будде, в Великой матери, в Кван-инь, в бесконечных формах любви вокруг себя. Все они живут в твоем «я» так же, как и их противоположности. Ты смотришь в свое сердце».

Все, что я вижу, — ужасное космическое равнодушие.

«Поскольку все мы являемся формами Единого, о равнодушии речи не идет, пока существует хотя бы одно существо, чувствующее удовольствие, печаль, боль или надежду. Все, что чувствует одно живое существо, чувствует и Единое. Все, что испытывает одно живое существо, испытывает и Единое. Единое — в каждом из нас, Единое — это все мы».

Я не могу согласиться с идеей о том, что в одной половине Единого сосредоточено так много зла — то, что я считаю злом.

«Инь и Ян — это закон жизни, и они не нуждаются в твоем одобрении. Это ты нуждаешься в них, и твоя потребность и есть твой выбор».

Я хотела сказать «иди к черту!», но злиться не было смысла, и, кроме того, я знала, что мое негодование будет проигнорировано.

Могу ли я посмотреть на все это как-нибудь по-другому? Есть ли способ облегчить это?

«Жизнь — это рассказ Единого о самом себе самому же себе. Это все повествование».

Я не могла понять, как это заявление должно помочь мне.

Какую роль играю я в этой чертовой вселенной? Я хочу сказать, какое значение я имею в этом положении вещей, если вообще имею?

«С твоим рождением вселенная изменилась. Когда ты впервые открыла глаза, Божественный разум увидел себя так, как никогда не видел раньше. В твоих ушах все звуки были созданы вновь. Тобой Единое открывает новую историю».

И все это происходит с рождением любого живого существа, я права?

«Да».

Я вспомнила одну книгу — «Путешествие к Арктуру» Дэвида Линдснея. Он входил в группу Толкиена, которая объединила оксфордских друзей-писателей. Странная, темная и захватывающая история. Произведение было не из самых блестящих, но зато в нем была великая сила. Я читала ее очень давно и в тот момент была уверена, что рациональная часть моего сознания не понимает написанного. Однако другая его часть все-таки понимала; она запомнила образы, отвоевала их, не позволив им бесследно раствориться и уйти из памяти даже после того, как я закончила эту книгу и взялась за новую.