Петр Владимиров - Особый район Китая. 1942-1945 гг.

Дурно пахнет от этого торга, когда японцы превращают страну в концентрационный лагерь и пепелище.

12 февраля

Из телеграмм, переданных Мао Цзэ-дуном в Москву, напрашивается определенный вывод. Председатель ЦК КПК пишет, что еще в прошлом году гоминьдановские вооруженные [444] силы значительно превосходили своей мощью войска 8-й НРА и Новой 4-й НРА. Какой же безответственностью нужно было обладать, чтобы в июле сорок третьего года антигоминьдановской кампанией и отводом частей 8-й НРА с фронта поставить Особым район под угрозу разгрома!

Но эта безответственность особого свойства! Тут, кроме всего прочего, следовало оправдать политику развала единого антияпонского фронта. Лучшим средством была антигоминьдановская истерия и саботаж боевых действий против японцев (что устраивало оккупантов).

Тактика развала антияпонского фронта уходит своими корнями едва ли не ко времени подписания Сианьского соглашения. Ее цель — разрыв с Коминтерном и затем последовательное уничтожение партийцев, связанных с Коминтерном, признающих тактику и авторитет Коминтерна. Это породило чжэнфын.

В таких условиях Мао Цзэ-дун, не колеблясь, поставил на карту судьбу Особого района и Компартии — только бы добиться своих внутриполитических целей. Но и риск не был совершенно безрассуден! Председатель ЦК КПК полагал, что Советский Союз не позволит гоминьдановцам расправиться с китайскими коммунистами. И, однако, я стал свидетелем панического настроения Мао Цзэ-дуна в дни июльского кризиса 1943 года. Мао вдруг засомневался: а если СССР, поглощённый борьбой с гитлеровцами, не сможет заступиться?! Это потрясло Мао Цзэ-дуна. Тогда я впервые узнал о том, что Мао подвержен хроническому заболеванию, в насмешку прозванному русским народом «медвежьим»...

Безответственность Мао и жизни сотен тысяч коммунистов? Для СССР и не могло быть выбора. Готовящаяся расправа была решительно пресечена демаршем Советского правительства. Этот факт Мао Цзэ-дун скрыл от партии....

Однако и эти объяснения до конца не раскрывают степени риска. Мао Цзэ-дун знал, что такое для СССР 1943 год — год тяжелейших военных и экономических испытаний, переломный год войны. На этот счет я передавал ему полную информацию. Мао пренебрег этим обстоятельством, рискнув втянуть СССР в конфликт на Дальнем Востоке.

Этот конфликт ставил под угрозу и совместные американо-советские усилия по борьбе с гитлеризмом. Ведь Соединенные Штаты не остались бы безучастными к конфликту [445] Москва — Чунцин, ибо гоминьдановский Китай связывал значительные японские силы и был (и остается) плацдармом для броска непосредственно на Японию, не говоря уже о политико-экономической ценности Чан Кай-ши для США.

СССР должен сейчас, по мнению, вызревающему в руководстве КПК, вступить в войну против Японии и своими силами и средствами очистить территории, которые КПК затем превратит в свои опорные базы. Вооруженные силы КПК в основном и сохраняются для этого будущего раздела страны в споре с Чан Кай-ши. Войска КПК должны лишь содействовать будущим операциям советских или союзных войск, которым отводится основная роль в разгроме японцев. Этот момент упустить нельзя, им следует воспользоваться — вот ключевой пункт планов, вынашиваемых верхушкой КПК.

13 февраля

Конференция руководителей трех союзных держав в Крыму закончила свою работу.

Коммюнике: нацистская Германия обречена, ее безнадежное сопротивление лишь отягощает вину перед народами, будут созданы зоны оккупации Германии и т. д.

* * *

Своеобразное толкование ныне приобретает характер чжэнфына. Этот период в истории КПК теперь уже имеет свою теорию, под которую подведены «неоспоримые» выводы в духе «марксизма реальности». Марксизм-ленинизм путем извращения поставлен на службу целям Мао Цзэ-дуна. Но не в вопросах революционной борьбы с феодально-капиталистическим строем. Здесь всех убеждают, убедили, заставили поверить, что насилие в самой партии — необходимость, часть общей борьбы с классовым врагом. И, таким образом, прикрыли расправы духовные и физические над интернационалистами («догматиками»).

Это чжэнфынное насилие затаилось. Оно трансформируется, маскируясь новыми рассуждениями под «марксизм», чтобы выкорчевывать все, что не отвечает воззрениям председателя ЦК КПК и не укладывается в его «марксизм реальности». Критика здесь вообще недопустима да и невозможна. Здесь всех «убедили», что не может быть ничего истинного вне одобрения Мао Цзэ-дуна. Здесь говорят о ленинском стиле работы, не подозревая даже, что это на самом деле. [446]

О партийной демократии здесь мыслят лишь как о праве всех твердить высказывания Мао Цзэ-дуна. Твердить их по каждому, даже смехотворному поводу. Инициатива партийцев исключена вне приказов и инструкций.

Установки Мао Цзэ-дуна добросовестно отшлифованы Лю Шао-ци в тезисы, в которых на разные лады перепевается мысль о том, что чжэнфын был исторической необходимостью, что он перевоспитал новых молодых членов партии, зараженных буржуазной моралью и философией. Чжэнфын якобы перевоспитал этих выходцев из мелкобуржуазных сословий в настоящих коммунистов, помог им «тверже встать на позиции рабочего класса». Чжэнфын якобы разоблачил оппортунистов, представители которых в руководящих органах Компартии выступали против расширения народной борьбы, создания новых Освобожденных районов и противодействовали качественному и количественному росту китайской Красной армии (8-й НРА и Новой 4-й НРА). Эти оппортунисты были, мол, против отвоевания у японцев священной китайской земли, на которой должна была утвердиться власть рабочих и крестьян. Страх перед Японией «притупил у ряда партийцев классовое чутье» и «они стали сдавать свои пролетарские позиции Гоминьдану», прикрываясь необходимостью укрепления единого антияпонского фронта.

Мао Цзэ-дун якобы ликвидировал этот уклон, спас партию, указал ясный и четкий путь к победе.

В данном случае комментарии излишни.

Во всем этом теоретизировании совершенно очевидно проглядывает стремление приспособить научную философию марксизма к своим эгоистическим целям. Борьба о «догматизмом» — фактическое дискредитирование марксизма (рассуждения о «догмах западного марксизма»).

Тезисы Лю Шао-ци, порожденные Мао Цзэ-дуном, не выдерживают сколь-нибудь серьезного анализа (здесь же они неоспоримы!). Эти тезисы, «спущенные» во все партийные организации, кроме того, фактически признают тот факт, что молодая надежда партии, ее новые члены — это в основном непролетарские элементы.

* * *

Чан Кай-ши заявил в кругу своих старых соратников и ответственных партийных работников, что, согласно завещанию Сунь Ят-сена, он вместе с Гоминьданом призван строить новое китайское государство.