Василий Емельяненко - В военном воздухе суровом

- Большевики, сынок... Сегодня девять человек пришли...

- Военные?

- Военные, военные...

- А где они?

- В третьей хате от угла.

Направились к той хате, - стрелок по-прежнему шел сзади, как в боевом охранении. И вдруг из-за плетня:

- Стой! Руки вверх!

Сашко поднял руки, а в одной все еще держит пистолет.

- Кто вы? - спросил растерявшийся летчик.

- Молчать, идти вперед!

Вызнал командира, тот оказался лейтенантом, возглавляет взвод разведки. Власовцев они здесь выловили, по этому случаю был "салют"...

Утром разведчики ушли дальше на запад, а в ту хату, где задержались Руденко с Белецким, сошлись все жители лесной деревушки. Удивлялись погонам, трогали ордена. А у Сашка их было не так уж и мало: Красной Звезды, Отечественной войны, два ордена Красного Знамени да еще знак "Гвардия".

К заслуженному летчику обращались с неожиданными вопросами:

- Чья теперь будет приблудная фашистская лошадь?

- Колхозная, - ответил Сашко.

- А колхозы опять будут?

- Будут, а как же без них?

- Когда ж нам председателя пришлют?

- А мы ждать не будем, сейчас и изберем, - сориентировался Сашко. - Кого хотите?

Кандидатуру назвали лишь одну:

- Хай буде Василь Бульба, - указали бабы на единственного старика с деревянной ногой.

- Доверяете?

- Доверяем, доверяем... Он, кажись, с партизанами связь держал.

- Проголосуем. Кто за товарища Бульбу?

Руки подняли все, как один, в том числе и стоявшие в первом ряду чумазые, оборванные ребятишки.

После выборов председателя Сашко сделал политинформацию: рассказал о наступлении, о втором фронте, не забыл упомянуть и о том, что немецкие генералы чуть-чуть не застрелили самого Гитлера - покушение на него было.

Только после этого Руденко с Белецким заковыляли на костылях в Гангуту.

Воздушного стрелка из-за перелома тазобедренной кости с летной работы списали, а нашему Сашку довелось поблаженствовать в полковом лазарете 707-го БАО. А было от чего блаженствовать: он часто видел у своей кровати медсестру Надю. Уж очень она была хороша собой!

Летчики под любым предлогом старались попасть на прием к Наде, Сашко тоже был у нее частым пациентом.

- Саша, вам опять таблетки от кашля? - спрашивала она с милой улыбкой.

Сашку неудобно просить все время от кашля, и в последний раз перед 126-м боевым вылетом он ляпнул:

- От расстройства...

- Нервной системы? - решила уточнить Надя, а Сашко вместо ответа покрутил ладонью по животу.

Теперь в лазарете 707-го БАО Сашку не требовалось никаких таблеток. Он быстро выздоравливал.

Последние шаги

За два месяца непрерывных боев в Белоруссии наши войска продвинулись на запад почти на 600 километров. 2-й Белорусский фронт перешел границу Польши, захватил севернее Варшавы плацдарм на реке Нарев и вплотную подошел к Восточной Пруссии.

Тридцать шесть раз салютовала Москва четырем фронтам, наступавшим бок о бок в Белоруссии и Прибалтике. Наш 7-й гвардейский стал еще и Краснознаменным. Между Вислой и Одером противник занял многополосные оборонительные укрепления, стянул туда войска. Стало больше зениток, появились истребители.

Нашим войскам нужно было перегруппировать силы, восполнить потери и подтянуть тылы - склады, госпитали, мастерские по ремонту техники, построить аэродромы и перебазировать авиацию.

В 7-м гвардейском опять недоставало самолетов, летчиков и воздушных стрелков. Владимиру Демидову и Вахтангу Чхеидзе не однажды пришлось слетать за Волгу.

Иван Остапенко после ранения поехал в длительный отпуск на Харьковщину, в родное село Долгенькое. В свое время мне пришлось водить туда группу на штурмовку. Узнал впоследствии об этом Остапенко и говорит:

- А ведь там моя мамаша, Ивановна, с братиком Федей остались.

- Мы же били не по селу, а колошматили скопившуюся на окраине технику, успокоил я его. А потом выяснилось, что наши бомбы действительно пощадили и Остапенкову хату, и Ивановну с Федей. Посчастливилось мне впоследствии встретиться и с Ивановной - невысокой, сухонькой и бедовой женщиной. По-наслушался тогда ее рассказов.

- Сыдять воны в хати, - вспоминала Ивановна, - та пьють свий вонючий шнапс. И пьють такусенькими наперсточками, та вже и заспивалы... Побачилы мене и клычуть: "Матка, на!" - сують цей самый наперсток. А я им и кажу: "Та с чого ж це вы заспивалы? А як еще трошки, так и на карачках полизете!" А щоб им было попятно, що це таке карачки, - обернулась до них задом, та на четвереньках до двери и поповзла. Хай хоть стрельнуть, думаю, зато полюбуются!

Воны тильки загоготалы та налывають у стакан: "Матка, на!" Я им кажу: "Як це мени, - так треба щоб доверху!" Та и хильнула я цей стакан. "Так наши пьють!" Язык ще им показала. Хрицы аж буркалы повытаращилы, головами закачалы: "Ай матка, ай рус!" А я з хаты швидче в куринь...

Вдоволь мы насмеялись от рассказов Ивановны.

Стало понятно, в кого пошел наш Остап-пуля - непревзойденный балагур.

Вернулся Иван Остапенко из отпуска в полк, но ненадолго: получил направление на учебу. Да не куда-нибудь, а в Военно-воздушную академию! Не хотел было Иван расставаться с полком, но летчики все же настояли на его отъезде.

Всплакнул Остапенко на проводах по-настоящему.

- Не хлюпай, Иван, - сказал ему на прощанье Дед. - Вернешься в полк будет у нас хоть одна золотая голова! Там, говорят, по формулам воевать учат...

К концу войны послали на какие-то курсы усовершенствования Николая Смурыгова, потом заместителя командира эскадрильи Петра Демакова. Но Рыжий, так звали в полку Демакова, вскоре вернулся.

- Отчислили? - спросили его летчики.

- Никто меня не отчислял. Сам удрал!

- Ты что, сдурел? - ополчились на Демакова его друзья.- Пока еще не поздно, поворачивай оглобли!

- Не поеду! - заупрямился он. - Довоевать самую чепуху осталось, а синусы-косинусы - потом.

Повел Демаков группу и не вернулся. Не пришлось ему довоевать. Еще на одного ведущего стало меньше в полку.

- "Недоработали" мы тогда с ним... - сокрушался Дед.

Штурман полка Саша Юрков супил черные брови, молчал.

Юрков в полку всего год, но втянулся в боевую работу быстро, хорошо воевал и был на своем месте. Из всех нас выделялся опрятностью. На брюках и гимнастерке всегда были наведены "стрелочки", начищенные сапоги сияли. Когда он находил для этого время?

Юрков не выносил беспорядка в кабине. Техник часто драил ее даже с мылом. Перед вылетом на боевое задание штурман полка проверял качество уборки разглаженным носовым платком. Когда оставался довольным, то говорил своим густым прокуренным баритоном:

- Кр-р-расота!

Это было его любимое словечко. Юркова в полку так и называли: Кр-расота.

Был День авиации - 18 августа. Не иначе как по этому случаю наш штурман появился на аэродроме в выходной паре, хоть и предстояло лететь в район Визны - подавлять артиллерию.