Ирвинг Стоун - Происхождение

Вторая причина – нельзя рассматривать эволюцию человека в одной-единственной главе в конце рукописи, насчитывающей тысячу страниц.

Нужен простор, чтобы изложить свою теорию, обосновать ее, связать воедино все звенья, чтобы получилась неразрывная цепь. Целая книга отнимет годы, но это не страшно: уже собран огромный материал, на котором можно построить теорию происхождения человека. Хорошо бы еще включить объяснение этнических различий народов земли.

К 21 декабря Дарвин завершил правку "Изменения" и остался доволен: лучше, чем есть, он не мог бы сделать. Джона Мэррея смущал объем книги; он сказал Чарлзу, что для однотомника она велика. Пришлось бы набирать мелким шрифтом, сокращать поля. Он предлагал издать книгу в двух томах, приблизительно одинаковых по объему. Дорогостоящая затея: оба тома будут стоить один фунт десять шиллингов. Чарлз написал Мэррею: "Трудно передать, как огорчительно, что книга слишком велика по объему. Боюсь, она себя не окупит. Но сократить не могу. Даже если бы и предвидел ее объем, не изъял бы ни одной главы. Если вы побоитесь ее напечатать, тотчас же уведомьте меня. Я приму это как отказ. Если решитесь печатать, отдайте наиболее понятные главы на суд человеку, которому вы доверяете. Умоляю, не беритесь печатать, не взвесив все хорошенько, ибо, если вы из-за меня окажетесь в убытке, я не прощу этого себе до конца дней".

Дожидаясь ответа Мэррея, Чарлз пребывал в мрачном, раздраженном настроении. Ходил как неприкаянный, и вот ожиданию пришел конец: Мэррей написал, что расходов он не боится, несмотря даже на то, что для иллюстраций потребуется сорок три доски. Книгу он издаст, хотя один из его друзей, человек, близкий к литературе, познакомившись с рукописью, высказался о ней отрицательно.

Чарлз закончил последнюю главу "Изменения домашних животных и культурных растений", назвав ее "Заключительные замечания". Она была короткая, но содержала несколько строк с грозным предупреждением: "Если всемогущий, всеведущий создатель все планирует и предвидит, то мы поставлены перед лицом проблемы, которая так же неразрешима, как проблема свободной воли и предопределения".

Год отнимет у него кропотливая правка гранок, что-то он пересмотрит, что-то прояснит. И затем с легким сердцем – ведь Мэррей уже печатает книгу – кто же еще взялся бы печатать? – он вновь садится в любимое кресло за крытый зеленым сукном письменный стол в своем кабинете и начинает писать первую главу "Происхождения человека". И снова он невольно обманывает себя, думая, что напишет "один не очень объемистый том".

В феврале они отправились на неделю к Эразму в Лондон: отпраздновать день рождения Чарлза (ему исполнялось пятьдесят восемь лет) и отметить двадцать восьмую годовщину своей свадьбы. Чарлз заранее известил Уоллеса, Гексли, Гукера и Лайеля и назначил день встречи с каждым из них. Первым он навестил Уоллеса, проживавшего теперь на Сант-Марк, в доме No 9, вблизи Риджент Парк Роуд. Его жена Энни готовилась летом стать матерью. Своего первенца – если, конечно, родится мальчик – они намеревались назвать в честь Герберта Спенсера, ученого-философа, который пустил в оборот выражение "выживание сильнейших", с тех пор прочно вошедшее в обиход дарвинизма.

С Уоллесом у них получился длинный разговор. Вначале – к обоюдному удовольствию – их точки зрения совпали, затем при обсуждении "выживания сильнейших" Чарлз сказал:

– Я не могу понять, почему среди множества гусениц, имеющих защитную окраску, тем не менее попадаются ярко окрашенные экземпляры – прямо художественная работа?..

– Можно предположить, что эти подозрительные гусеницы, а также прочие насекомые, непригодные в пищу птицам, дают о себе знать подобным образом, осмелился заметить Уоллес.

Лицо Чарлза озарилось неподдельной радостью.

– В высшей степени оригинально, Уоллес! Развивая идею, столь занимавшую его в последнее время, Чарлз выразил мнение, что изучение полового отбора привело его к решению опубликовать небольшую работу на тему о происхождении человека.

– Ведь половой отбор является, по сути, основным фактором, влияющим на формирование различных человеческих рас, – сказал он.

И тут он почувствовал, что Уоллес не согласен. Но почему? Возможно ли, что он сам готовит книгу по данному вопросу? Или снова все упирается в проблему первой публикации? В это он поверить не мог. Уоллес никогда не стал бы ограничивать его; он был человек с благородным сердцем. Разве не настаивал он публично в одной из работ на том, что первенство в исследовании и разработке вопроса о происхождении видов путем естественного отбора принадлежит Чарлзу Дарвину? Он отогнал от себя эти пустые подозрения. Однако на их месте возникло еще одно: ведь в статье "Развитие человеческих рас под действием естественного отбора" Уоллес прямо сформулировал мысль о том, что на человека не распространяется действие законов, определяющих развитие всего органического мира. Не в этом ли кроется причина уоллесовских опасений? Иначе он не отговаривал бы его столь откровенно.

– Я намеревался включить главу о происхождении человека в "Изменение домашних животных и культурных растений", так как многие называют его, правда незаслуженно, выдающимся одомашненным животным, – сказал Чарлз. Теперь же я нахожу, что эта проблема выходит за рамки отдельной главы. Единственная причина, по которой я поднимаю этот вопрос, заключается в том, что половой отбор всегда составлял объект моего неослабного интереса. Когда-то я думал, что просто доставляю себе этим удовольствие, но сейчас ко мне пришла уверенность, что предмет изучения более достоин интереса и внимания со стороны науки, чем вы, по всей видимости, допускаете. На следующий день Чарлз поехал в Ботанический сад в Кью, где жили Гукеры. Январские заморозки и обильный снежный покров погубили много старых деревьев, более половины всех кустарников и почти все молодые сосны и кипарисы. Он ожидал найти Гукера удрученным, но ошибся: тот встретил Чарлза весьма бодро.

– Чтобы справиться со всем этим, мне потребовалось немалое мужество и уверенность, что не все потеряно, – заявил Гукер. – Когда шок прошел, я вдруг увидел возможность извлечь немало пользы из того, что произошло. Теперь можно высадить растения по системе, которая обеспечит полный набор образцов. Первый сад создавал мой отец. Сейчас очередь за мной. – Он робко улыбнулся и прошептал: – Ландшафтное садоводство – моя страсть, вы ведь знаете.

Потом Гукер демонстрировал свои достижения: семь газонов, которые лучами разбегались от пагоды; еще одну газонную полосу, что была высажена параллельно реке, и, наконец, новые площади, отведенные под сезонные цветы и кустарники.