Чак Норрис - Тайная сила внутри нас

У меня был один ученик — прирожденный спортсмен, насколько таковые вообще существуют. В его технике не было почти никаких изъянов, практически с самого начала обучения. Каждое его движение было идеально отточено, стойка была великолепной, и на практических занятиях он с легкостью побеждал учеников, занимавшихся со мной намного дольше него. Учился он легко и быстро, и я был уверен в том, что он вполне может стать одним из лучших моих учеников.

Он хотел, чтобы я присвоил ему более высокий ранг еще до того, как он был готов к этому, потому что он побеждал учеников, имевших высший статус. Я объяснил ему, что боевые искусства представляют собой нечто большее, чем просто физическую подготовку, и высший ранг требует такого уровня зрелости, какого он еще не достиг. Он не смог понять, что боевые искусства — это не только победа в схватках, и решил бросить занятия. Это огорчило меня, поскольку я понимал, что ему никогда уже не реализовать свои потенциальные возможности.

Но я могу привести и противоположный пример — рассказ о другом ученике, который, вероятно, был наименее физически подготовленным из всех, кого я когда-либо учил. Фактически, у него была лишь одна врожденная способность — целеустремленность. Мне вспоминается, что я был исполнен мрачных предчувствий, когда пришел его черед проходить испытание на черный пояс. Я был уверен, что он не пройдет проверки. И он действительно не смог ее пройти. После этого я отвел его в сторону и шаг за шагом объяснил ему те ошибки, которые стали причиной его неудачи.

— Хорошо, — сказал он, — я проработаю эти слабые моменты. И он действительно это сделал. Но, когда пришло время, он вновь провалился на экзамене на ранг черного пояса. Я опять указал ему на проблемы, и он принялся за их исправление. Он не смог пройти испытания еще три раза. Он был неловок и неуклюж, его разум явно был занят всем, чем угодно, но только не тем, что он делал в настоящий момент.

После очередной неудачи я нашел его сидящим на скамейке с безутешным взглядом, устремленным в пустоту. Он едва посмотрел на меня, когда я подошел, и сказал только:

— Снова провалился… Я не мог думать, не мог двигаться. Все тело было зажатым.

Потом он спросил, считаю ли я, что он вообще сможет когда-нибудь пройти этот экзамен.

— Ты очень хочешь его пройти? — спросил я в ответ.

— Больше всего на свете, — сказал он.

Я положил руку ему на плечо и сказал:

— Тогда ты сделаешь это. Просто при сильном напряжении твои разум и тело сжимаются, потому что ты нервничаешь. Ты становишься умственно и физически закрепощенным, ты задыхаешься. Но это происходит со всеми, от спортсменов на Олимпиаде до обычных школьников во время экзамена. В этом нет ничего позорного.

— А с вами так бывало? — спросил он.

Я рассказал ему о том, как проходил свой первый экзамен на черный пояс в Сеуле, после целого года почти ежедневных тренировок, проводимых до полного изнеможения. Был разгар зимы, и стояли сильные морозы. Додзё было расположено в сорока пяти милях, и мой сержант позволил мне взять грузовичок с автобазы. После двухчасовой поездки по обледеневшим дорогам я совершенно окоченеют, а температура в «тренировочном зале» была такой же, как и снаружи: минус восемь. Я был страшно возбужден мыслями о предстоящем испытании, и мне казалось, что мой мозг сейчас взорвется.

Я был единственным представителем своей школы среди двухсот учеников-корейцев, собравшихся для прохождения экзаменов на различные ранги. В течение получаса я с интересом наблюдал за их выступлениями, но очень скоро мой ум сосредоточился только на том, что мое тело замерзло и онемело. Примерно через три часа ожидания, когда мои тело и разум совершенно оцепенели от холода, я услышал, как произнесли мое имя.

Я вышел к экзаменаторам, поклонился, и мне было ведено проделать хэйян, упражнение, которое я в совершенстве исполнял бесчисленное количество раз до этого. Но сейчас я ничего не соображал. Я сказал, что не могу вспомнить хэйян, и

мне приказали вернуться на свое место, после чего мне пришлось прождать еще несколько часов, пока не закончились все выступления; только тогда я смог уйти.

На протяжении долгого возвращения на базу я пребывал в жалком состоянии духа; мне было стыдно показываться на глаза своему наставнику, мистеру Шину. Он никогда не заговаривал о моем провале и позволил мне спокойно тренироваться еще три месяца.

Я выбросил из головы все мысли о первом экзамене; я понимал, что, если буду тратить время на сожаления о своей неудаче, она закрепится в моем подсознании. Наоборот, я думал только об успехе и воображал, как в совершенстве исполняю каждое движение. Я внимательно наблюдал за обладателями черного пояса из моего класса. Даже если у меня не было ни единого собственного успеха, о котором я мог бы вспоминать, я мог учиться на примере успехов других, и поэтому ставил себя на их место, когда делал стандартные упражнения. Я похищал их поведение и мысленно и телесно превращал в свое собственное.

Я осознавал, что подлинно важным является не сам экзамен; важным было то, как я к нему отношусь. В своих мыслях я вновь и вновь проходил сквозь это испытание, идеально выполнял любое движение перед своим внутренним взором и сотво-рял в своем разуме образ успеха. Я знал свою цель и то, как ее добиться. Я не допускал ни единой мысли о том, что опять потерплю крах или перегорю от волнения. Все, что мне предстояло сделать, было впечатано и вырезано в моем уме, так что я мог автоматически реагировать даже при сильном напряжении. В следующий раз я прошел экзамен — и я заранее знал, что сделаю это.

— Волнение сказывается тогда, когда вы позволяете напряжению управлять собой, вместо того чтобы самим управлять напряжением. Обычным откликом на напряжение являются мысли о поражении, потому что при напряжении пульс учащается и сердечный ритм вызывает нервозность, — говорил я своим ученикам. — Всегда помните, что ваш успех начинается внутри вас; если вы не увидите его первыми, окружающие не заметят его никогда.

Ученик, о котором я рассказываю, прошел свой экзамен шесть месяцев спустя. Когда я преподнес ему новенький черный пояс, он улыбнулся.

— Вы были правы, — сказал он. — Когда наступила моя очередь выходить на мат, я вновь начал волноваться, но тут же представил самого себя исполняющим все в идеальном совершенстве, так, как получалось во время тренировок. Я знал, что способен на это, и я сделал это.

Не преграждать путь самому себе

Последний раз, когда я видел своего отца, он стоял перед баром в Уилсоне, штат Оклахома, и выглядел старым и потрепанным. Это было летом 1962 года, и я не видел его уже несколько лет. Я только что уволился из Военно-Воздушных Сил и мог бы рассказать ему многое о себе и о своей жизни, но в итоге я лишь сообщил ему, что женился и что моя жена ожидает ребенка, — новостями такого рода обычно делятся с парикмахером или незнакомцем, сидящим рядом в самолете.